Новосибирский актер переписал Шекспира

Существует мнение, что каждый артист мечтает сыграть роль Гамлета, считая, что последний является идеалом рефлексирующего героя. Но Находкин не каждый, и просто сыграть Гамлета для него скучно. Замахивается он гораздо выше, на самого Уильям нашего Шекспира, который, как мы знаем, тоже был актером и писал пьесы, в первую очередь для своей труппы. Само имя Гамлета становится в моноспектакле нарицательным и пишется с маленькой буквы. Это слово-ключ, слово-реакция, на которое автор и актер в одном лице выдает свои ассоциации в стихотворной форме. Действие спектакля разворачивается в двух параллельных плоскостях. В углу сцены зритель видит нечто напоминающее человека, сидящего на улице. Он совсем не движется. Мимо него проходят бесплотные люди, которых мы различаем только по голосам. Вот один гопник неожиданно бросает другому: «А я Гамлета прочитал. Ни хера не понял». Прозвучавшее имя датского принца, словно пароль открывает нам чье-то подсознание и расходится как круги на воде. На сцене появляется Артем Находкин, весь в черном на фоне черных декораций – зритель мгновенно улавливает цитату, и начинает проходить по намеченному пути литературного героя: приезд на родину, поиски отца, встреча с невестой. Но фабула шекспировской пьесы распадается, искривляется во времени и пространстве, перемешиваясь с коммунистической идеологией, анекдотами и прочей современной ересью. Отец принца не умер, а лишь удалился и радостно спивается, Офелия оказывается глупой и вульгарной девушкой с завышенными требованиями: «Ты знаешь я не собираюсь ждать, пока ты всего добьешься. Мне в 50 лет это будет не нужно». Голоса родителей растраиваются и превращаются в многоголосье, так, что кажется, будто темнота бессознательного сжимается до предела и вот-вот взорвется. Как в теории большого взрыва, из ничего вдруг рождается смысл, и он точно не принадлежит ни Гамлету, ни Шекспиру, никому – и одновременно всем, это вечная тема обретения себя в огромном мире полном одиночества и лжи. В устах Артема вечный вопрос из «быть или не быть?» перерождается в «любить или не любить?», что для автора оказывается заменой синонимичной. Ответ на этот вопрос однозначен. Любить – иначе «чем живые отличаются от мертвых, только тем, что передвигают свои тела в пространстве», - говорит принц. Последняя сцена – самая сильная в спектакле. Герой будто бы стоит на эшафоте, который для него превращается в сцену. И здесь от принца не остается ни следа, перед зрителем автор, постановщик, актер, который «победил всех остальных персонажей в пьесе» и теперь предстал перед залом. Герой обрел собственный голос, стал самим собой, и его индивидуальное бессознательное встроилось в коллективное, стало его частью. Звучит последнее слово спектакля «тишина» и Артем Находкин удаляется со сцены, и снова появляется уже под аплодисменты. В углу сцены по-прежнему сидит что-то напоминающее человека. В его ли голове происходила сейчас трансформация принца или это было сознание Артема Находкина, в котором он проиграл собственный сочиненный текст? Но, кажется, личный маленький гамлет, вечно спрашивающий «любить или не любить», никогда не ответит на этот вопрос.