Бердчанин Алексей Попов перенес коронавирус, едва не перезаражав всех коллег, но когда попал в стационар, то изнутри увидел, как организована помощь пациентам с коронавирусной инфекцией. После этого его сложно убедить в надежности отечественной системы здравоохранения.
Алексей Попов не знает, как и когда заразился коронавирусом. Он не был за границей или в столицах и вообще не покидал Новосибирскую область, да и среди его знакомых никто не заболел. Температура у него поднялась 21 апреля, одновременно начался кашель. Тогда он обратился в свою поликлинику.
«Пришла врач без маски, перчаток и очков – вообще без каких-нибудь средств защиты. Поставила диагноз «бронхит» и выписала больничный. На следующий день она позвонила в панике: «Ах, теперь нам велят у всех брать мазки». Ну хорошо, пришли взяли мазок. И в следующий понедельник, это 27-го, из больницы позвонили, сказали: «Ну все, приходите, закрывайте больничный, выходите на работу». Я приезжаю в больницу, говорю: «Результаты мазка-то есть?» – «Ну раз за вами не пришли, значит, результат отрицательный. Выходите на работу», – вспоминает Алексей.
28 апреля он вышел на работу – в один из институтов СО РАН. А 29 апреля ему звонит жена – у него все-таки подтвердился коронавирус – это ей позвонили из поликлиники, потому что именно она вызывала со своего телефона мужу врача. Алексея увезли в инфекционную больницу, а корпус, в котором он работал, закрыли на карантин.
С этого момента наблюдательный новосибирец стал тщательно фиксировать и анализировать, как устроена система здравоохранения и как она мобилизована на борьбу с новой инфекцией. «Собственно говоря, у нас есть две проблемы с этим вирусом. Во-первых, слишком много времени проходит между забором мазка и результатом анализа – за это время человек может заразить большое количество людей. И второе – это дефицит тестов в больницах, их просто не хватает. И вот эти две проблемы порождают у нас все остальное. Это не врачи виноваты, это система, которая у нас криво устроена. И есть полное ощущение, что ты находишься в прифронтовой зоне. Не на фронте, где понятно – впереди враг, куда стрелять, куда бежать, а прифронтовая зона, где никто не знает, что надо делать, но все что-то пытаются делать. Неразбериха полнейшая», – поделился наблюдением Попов.
Но дальше был стационар. И вот там-то проявилась вся управленческая беспомощность.
«Первая инфекционка сейчас работает как распределитель, туда поступают все подряд. Делается рентген, и если у вас нет воспаления легких, если у вас нет дополнительных осложнений, то вас отправляют на изоляцию. Не дай бог попасть в эту инфекционку! Ладно, я мужик здоровый. А когда туда попадают люди чуть более чувствительные... Во-первых, это стресс. К вам прилетают космонавты на дом, запихивают вас в «скорую». Прежде чем попасть в больницу, вы часа два будете стоять в очереди. Сначала в «скорой», потом вас переведут в бокс в приемной. Все это занимает не менее двух часов, потому что десять скорых машин стоят в очереди на прием. Порядка, на самом деле, не видать. После этого вас запихивают уже в ваш изоляторный бокс, в котором вы будете лежать. Его площадь восемь квадратных метров, там стоят три кровати. Свободного пространства остается полтора квадратных метра. Единственная радость, что тут же, в боксе, есть туалет, душ, кран. Но, стены ободраны, розетки вываливаются... Больничную еду кушать вообще нельзя. И только вот усилием воли можно это в себя запихнуть. Сечка на воде без соли. Без вкуса, без цвета и запаха. Это, наверное, специально нужно готовить поваров, чтобы они такое могли приготовить. Вот это у меня вызывает просто тихий ужас. Причем не за себя, я больше переживаю за людей, которые туда попадают. Их жалко откровенно», – с ужасом вспоминает Алексей.
После началось лечение. Алексей признается, что он не специалист, и не будет брать на себя смелость рассуждать о том, правильно или нет подобраны препараты и схемы лечения. Подчеркивает, что он всего лишь пациент, который всего лишь делится своими впечатлениями. Алексей считает, что о них полезно будет узнать тем, кто по-прежнему считает, что COVID-19 – всего лишь обычный грипп.
В больнице используются как минимум два препарата – противомалярийный и из арсенала лечения СПИДа. И вот он, как раз, самый тяжелый. «Все, кому этот препарат назначался, жаловались – они себя очень плохо чувствовали. И вас два дня кормят какими-то вот этими противовирусными таблетками. После чего вас переводят в обсерватор, лечение прекращается, вот как отрезало», – говорит Алексей.
Так как течение его болезни не было тяжелым, через три дня его перевели в обсерватор на базе филиала госпиталя ветеранов войн №2.
«В госпитале условия получше. Во-первых, там палаты побольше, во-вторых, есть стол и стулья. Я в кои-то веки понял, что это очень важно, чтобы я мог сесть не на кровать, согнувшись, а за стол. У меня через двое суток спина начала просто отваливаться. От сидения на кровати постоянного спина напряжена, а подвигаться-то негде на этих самых восьми квадратах, ты прикован. Три раза в день измеряют температуру. Но на этом общение медиков с вами закончилось. Вы попали и сидите в этом госпитале, пока у вас не будет два отрицательных теста подряд. Вам должны взять мазок, и если этот мазок отрицательный, на следующий день по протоколу должен браться следующий мазок. И если они отрицательные, то вас выписывают. И тут мы возвращаемся к первым двум проблемам, о которых я говорил. Во-первых, длительный интервал между мазком и результатом и, во-вторых, дефицит тестов. Нету квот. «А почему мне не делают?» – «Ну у нас нет квот. Нам не привезли пробирки». И все. И ты сидишь, как дурак. И ничего сделать не можешь», – рассказывает Алексей.
Впрочем, Алексей не одинок в своих оценках. Ранее фельдшер Елена Титова уже жаловаласьСибкрай.ru на отсутствие внимания в госпитале к пациентам. Она имеет сопутствующие заболевания, которые обострились в больнице, но кроме сочувствия коллег ничего не добилась.
Алексей подтверждает ее слова: «Хорошо, если врач к тебе раз в день мимоходом забежит, посмотрит на тебя и побежит дальше. Ни на какие вопросы они не отвечают, никакого лечения, кроме измерения температуры, нет. «У меня болит голова, у меня болит живот» – «Мы ничего делать не будем. Мы не можем, у нас нет возможности, у нас нет врачей». Там же сидят те самые врачи, которые были в санатории. Иногда к ним приходят инфекционисты – они назначают, кому делать мазок и кого выписывать. Все».
Больница действительно охраняется Росгвардией, но по словам Алексея, это у него как раз не вызывает никаких возмущений. «Это нормальные карантинные меры», – соглашается он.
Сейчас в больнице со 2 мая находятся его теща и жена, которые тоже заразились (как ни странно, живший с ними сын не заболел). Женщины чувствуют себя сравнительно хорошо, с нетерпением ждут выписки, но повторные тесты им так и не сделали – нет квот. «Я писал в минздрав, жена писала в минздрав. Оттуда приходят отписки: «Врачи лучше знают, что делать», – сокрушается Алексей.
Новосибирец считает, что ему крупно повезло – болезнь протекала не тяжело, не потребовались реанимационные меры. Но, глядя на то, как устроена наша система здравоохранения, он лишь укрепился в своем убеждении – в наши больницы лучше не попадать.
Бердчанин Алексей Попов перенес коронавирус, едва не перезаражав всех коллег, но когда попал в стационар, то изнутри увидел, как организована помощь пациентам с коронавирусной инфекцией. После этого его сложно убедить в надежности отечественной системы здравоохранения.
Алексей Попов не знает, как и когда заразился коронавирусом. Он не был за границей или в столицах и вообще не покидал Новосибирскую область, да и среди его знакомых никто не заболел. Температура у него поднялась 21 апреля, одновременно начался кашель. Тогда он обратился в свою поликлинику.
«Пришла врач без маски, перчаток и очков – вообще без каких-нибудь средств защиты. Поставила диагноз «бронхит» и выписала больничный. На следующий день она позвонила в панике: «Ах, теперь нам велят у всех брать мазки». Ну хорошо, пришли взяли мазок. И в следующий понедельник, это 27-го, из больницы позвонили, сказали: «Ну все, приходите, закрывайте больничный, выходите на работу». Я приезжаю в больницу, говорю: «Результаты мазка-то есть?» – «Ну раз за вами не пришли, значит, результат отрицательный. Выходите на работу», – вспоминает Алексей.
28 апреля он вышел на работу – в один из институтов СО РАН. А 29 апреля ему звонит жена – у него все-таки подтвердился коронавирус – это ей позвонили из поликлиники, потому что именно она вызывала со своего телефона мужу врача. Алексея увезли в инфекционную больницу, а корпус, в котором он работал, закрыли на карантин.
С этого момента наблюдательный новосибирец стал тщательно фиксировать и анализировать, как устроена система здравоохранения и как она мобилизована на борьбу с новой инфекцией. «Собственно говоря, у нас есть две проблемы с этим вирусом. Во-первых, слишком много времени проходит между забором мазка и результатом анализа – за это время человек может заразить большое количество людей. И второе – это дефицит тестов в больницах, их просто не хватает. И вот эти две проблемы порождают у нас все остальное. Это не врачи виноваты, это система, которая у нас криво устроена. И есть полное ощущение, что ты находишься в прифронтовой зоне. Не на фронте, где понятно – впереди враг, куда стрелять, куда бежать, а прифронтовая зона, где никто не знает, что надо делать, но все что-то пытаются делать. Неразбериха полнейшая», – поделился наблюдением Попов.
Но дальше был стационар. И вот там-то проявилась вся управленческая беспомощность.
«Первая инфекционка сейчас работает как распределитель, туда поступают все подряд. Делается рентген, и если у вас нет воспаления легких, если у вас нет дополнительных осложнений, то вас отправляют на изоляцию. Не дай бог попасть в эту инфекционку! Ладно, я мужик здоровый. А когда туда попадают люди чуть более чувствительные... Во-первых, это стресс. К вам прилетают космонавты на дом, запихивают вас в «скорую». Прежде чем попасть в больницу, вы часа два будете стоять в очереди. Сначала в «скорой», потом вас переведут в бокс в приемной. Все это занимает не менее двух часов, потому что десять скорых машин стоят в очереди на прием. Порядка, на самом деле, не видать. После этого вас запихивают уже в ваш изоляторный бокс, в котором вы будете лежать. Его площадь восемь квадратных метров, там стоят три кровати. Свободного пространства остается полтора квадратных метра. Единственная радость, что тут же, в боксе, есть туалет, душ, кран. Но, стены ободраны, розетки вываливаются... Больничную еду кушать вообще нельзя. И только вот усилием воли можно это в себя запихнуть. Сечка на воде без соли. Без вкуса, без цвета и запаха. Это, наверное, специально нужно готовить поваров, чтобы они такое могли приготовить. Вот это у меня вызывает просто тихий ужас. Причем не за себя, я больше переживаю за людей, которые туда попадают. Их жалко откровенно», – с ужасом вспоминает Алексей.
После началось лечение. Алексей признается, что он не специалист, и не будет брать на себя смелость рассуждать о том, правильно или нет подобраны препараты и схемы лечения. Подчеркивает, что он всего лишь пациент, который всего лишь делится своими впечатлениями. Алексей считает, что о них полезно будет узнать тем, кто по-прежнему считает, что COVID-19 – всего лишь обычный грипп.
В больнице используются как минимум два препарата – противомалярийный и из арсенала лечения СПИДа. И вот он, как раз, самый тяжелый. «Все, кому этот препарат назначался, жаловались – они себя очень плохо чувствовали. И вас два дня кормят какими-то вот этими противовирусными таблетками. После чего вас переводят в обсерватор, лечение прекращается, вот как отрезало», – говорит Алексей.
Так как течение его болезни не было тяжелым, через три дня его перевели в обсерватор на базе филиала госпиталя ветеранов войн №2.
«В госпитале условия получше. Во-первых, там палаты побольше, во-вторых, есть стол и стулья. Я в кои-то веки понял, что это очень важно, чтобы я мог сесть не на кровать, согнувшись, а за стол. У меня через двое суток спина начала просто отваливаться. От сидения на кровати постоянного спина напряжена, а подвигаться-то негде на этих самых восьми квадратах, ты прикован. Три раза в день измеряют температуру. Но на этом общение медиков с вами закончилось. Вы попали и сидите в этом госпитале, пока у вас не будет два отрицательных теста подряд. Вам должны взять мазок, и если этот мазок отрицательный, на следующий день по протоколу должен браться следующий мазок. И если они отрицательные, то вас выписывают. И тут мы возвращаемся к первым двум проблемам, о которых я говорил. Во-первых, длительный интервал между мазком и результатом и, во-вторых, дефицит тестов. Нету квот. «А почему мне не делают?» – «Ну у нас нет квот. Нам не привезли пробирки». И все. И ты сидишь, как дурак. И ничего сделать не можешь», – рассказывает Алексей.
Впрочем, Алексей не одинок в своих оценках. Ранее фельдшер Елена Титова уже жаловаласьСибкрай.ru на отсутствие внимания в госпитале к пациентам. Она имеет сопутствующие заболевания, которые обострились в больнице, но кроме сочувствия коллег ничего не добилась.
Алексей подтверждает ее слова: «Хорошо, если врач к тебе раз в день мимоходом забежит, посмотрит на тебя и побежит дальше. Ни на какие вопросы они не отвечают, никакого лечения, кроме измерения температуры, нет. «У меня болит голова, у меня болит живот» – «Мы ничего делать не будем. Мы не можем, у нас нет возможности, у нас нет врачей». Там же сидят те самые врачи, которые были в санатории. Иногда к ним приходят инфекционисты – они назначают, кому делать мазок и кого выписывать. Все».
Больница действительно охраняется Росгвардией, но по словам Алексея, это у него как раз не вызывает никаких возмущений. «Это нормальные карантинные меры», – соглашается он.
Сейчас в больнице со 2 мая находятся его теща и жена, которые тоже заразились (как ни странно, живший с ними сын не заболел). Женщины чувствуют себя сравнительно хорошо, с нетерпением ждут выписки, но повторные тесты им так и не сделали – нет квот. «Я писал в минздрав, жена писала в минздрав. Оттуда приходят отписки: «Врачи лучше знают, что делать», – сокрушается Алексей.
Новосибирец считает, что ему крупно повезло – болезнь протекала не тяжело, не потребовались реанимационные меры. Но, глядя на то, как устроена наша система здравоохранения, он лишь укрепился в своем убеждении – в наши больницы лучше не попадать.
