На свой щит первыми водрузили его представители «патриотической», «православной» общественности. В последнее время и гражданские активисты решили доказать, что также имеют право говорить о нравственности и ценностях. Так, сколько «нравственностей» существует? На этот риторический вопрос Sibkray.ru ответил профессор кафедры философии Новосибирского университета экономики и управления, доктор культурологии Лев Леонидович Штуден.

- Лев Леонидович, как вы можете объяснить то, что категория «нравственность» сейчас является одной из центральных в политическом дискурсе?
- Если о нравственности говорят политики, то их дискурс из разряда «неправды», «обмана», «лжи» и т.п. переходит в высший разряд, именуемый «наглая ложь». Лицемерие типично для политиков любого ранга, но лицемерие по поводу нравственности – безнравственно в такой степени, что даже самые простодушные люди не спешат этому верить. Если и впрямь нравственность становится темой политического дискурса, – плохи дела у тех политиков, кто прибегает к этому виду лжи.
Нравственность есть сфера действия, сфера реальных отношений с людьми и с природой, а вот темой политического дискурса она становится, на мой взгляд, именно тогда, когда на место реальных действий (нравственных) ставится нечто их замещающее, то, что призвано быть эрзацем реальной нравственности и, в конечном счёте – служить оправданием безнравственных действий.

- Нравственным считается то, что принадлежит к списку традиционных, «вековых» ценностей. На этом основании делается вывод, что только религиозный, а именно – православный, человек может быть нравственным. А если человек «нерелигиозен», то он безнравственен. Критиковать церковь, отдельных священнослужителей – тоже безнравственно, это расценивается как нападки на святую веру. На Русь, на русский народ. Нет ли здесь подмены понятий?

- Я нигде не встречал мнения, что нравственным может быть только религиозный человек. Жизнь опровергает эту точку зрения – (если допустить, что она есть) – на каждом шагу. Культурная революция, проведённая большевиками в 20-х – 30-х гг. прошлого века, привела к повальному атеизму и массовой религиозной безграмотности населения Советской России. Перестройка в этом смысле мало что изменила. Преподавая много лет религиоведение в вузе, я ни разу не встречал студента, который знал бы смысл слова «Евангелие». Даже те, кто считает себя верующими людьми (таких – на словах верующих – сегодня немало), едва ли могут с полным правом называть себя людьми религиозными, не будучи воцерковлёнными, не имея понятия о причастии и не ведая о молитвенных правилах. Но считать, что все эти люди якобы безнравственны – полный абсурд. Нравственный поступок связан скорее с совестью, нежели с ритуальными действиями. Никакая религия не обладает монополией на совестливость. Кроме того, История даёт сколько угодно примеров безнравственного поведения именно так называемых «религиозных» людей.
О ценностях. Если речь не идёт о чём-то меркантильном, сиюминутном, о чьих-то предпочтениях, желаниях и пристрастиях, то подлинная ценность – именно вековая, традиционная. Быть иной она просто не может. Ценность (духовная) – приближается в чём-то к Кантовскому категорическому императиву. Она, с течением времени, пробивается на поверхность социальной жизни, укрепляется, овладевает сознанием большинства, становится культурной традицией. Например, понятие о ценности человеческой жизни: является ли оно именно религиозным? Шестая заповедь Моисеева Декалога лишь закрепила в сознании людей то, что созревало тысячелетиями. Ценность в ТАКОМ понятии, конечно, напрямую связана с нравственностью.
Что касается «критики» Церкви (здесь, конечно, речь должна идти не более и не менее, как критике социального института Церкви) – нравственность тут и подавно ни при чём. Можно упрекать конкретных служителей Церкви в тех или иных грехах, но критика самой Церкви, среди рядовых обывателей – абсолютно бессмысленное дело. Ну, были в истории такие люди, например, настоятель Виттенбергской церкви Мартин Лютер (ему, профессионалу, и карты в руки) – и что? Дело кончилось грандиозным расколом и тридцатилетней войной, в огне которой сгорела половина населения Германии. Но Лютер-то знал церковную жизнь изнутри, а какой-нибудь Михаил Задорнов, он-то что может знать о вопросах, избираемых им темой эстрадного хихиканья? В этом смысле критиковать Церковь – по-моему, именно безнравственное занятие, тем более в России, где она прошла через беспрецедентную Голгофу (сотни тысяч расстрелянных священников, десятки тысяч взорванных храмов…). Церковная жизнь сейчас еле теплится в России; невозможно говорить о религиозном возрождении; власти активно препятствуют преподаванию православной культуры в школах; в священники, за недостатком кадров, иногда идут случайные люди и т.д. и т.п. И в этих условиях – критика (очень часто – со стороны воинствующих невежд) – выполняет, по сути дела, большевистскую роль, – именно, роль антирелигиозной пропаганды. Так что бесполезно здесь искать нравственные мотивы.

- Меняется ли содержание категорий «нравственность», «ценности» и с течением времени, под воздействием технологических революций, трансформации социально-политических условий? Во всяком случае, современные высокообразованные «атеисты» утверждают, что доктрина «веры», сакрального устарела.

- Эти категории НЕ меняются. И не должны меняться! И говорить, как это принято в ситуации постмодерна, об устаревании ценностей – полная нелепость! Ценности не устаревают. И если находятся люди, способные их отвергнуть, то это, конечно, только лишь вопрос их собственного нравственного выбора.
Поучительна история с якобы новыми нормами нравственности, теми, что пытались ввести большевики в 20-х гг. прошлого столетия. Например, о неправоте «мещанского» пристрастия к ценностям семьи (теория «стакана воды»…). Очень скоро от этого отказались – отказались настолько, что любой партийный деятель не мог и мечтать о благополучии своей карьеры, если он не соблюдал общепринятых правил семейной жизни. Доносительство распространилось очень быстро, но оно так и не сделалось нравственной нормой: доносчиков всё равно презирали, сексотов просто ненавидели… И даже эстетические ценности большевики вернули в традиционное русло: отвергнут был авангард, всевозможные модернисты и «формалисты», в фаворе опять – Пушкин, Чайковский, Левитан, Гоголь, Толстой…
Что касается современного положения дел с ценностями, постмодерн для разрушения культуры России сделал ничуть не меньше, чем Министерство Высшего Образования. Чем дело обернётся дальше – большой вопрос. Но я думаю, что крах любой цивилизации начинается именно с того момента, когда ценности перестают быть традиционными – то есть, вовсе исчезают из социальной практики.
Тогда и наступает то, что в Библии обозначается словом «Содом», а в русской истории – Путинская Россия.