Как в наше время преподавать эту неоднозначную науку, какова роль современного учителя, нужен ли и может ли быть сегодня единый учебник – эти вопросы сейчас широко обсуждаются и в обществе, и во властных структурах.
И эти вопросы Сибкрай.ru задал членам Новосибирского отделения Ассоциации учителей истории и обществознания – директору Института истории, гуманитарного и социального образования НГПУ, доктору исторических наук, профессору Олегу Катионову, кандидату педагогических наук, профессору кафедры отечественной истории педуниверситета Ольге Хлытиной и учителю истории новосибирской гимназии № 1 Ирине Литвин.
Роль личности в истории
– Как вы думаете, с чем связан нынешний всплеск интереса к истории? Предыдущий такой же можно было наблюдать на рубеже 80-90-х годах прошлого столетия, когда мы радикально пересматривали и меняли оценки многих исторических событий и персонажей.
Олег Катионов: Я думаю, причин здесь несколько. С одной стороны, выросло новое поколение людей, рожденных уже не в Советском Союзе, а в суверенной России, и у них закономерно возникают вопросы: почему столь мощное государство, как СССР, потерпело крах, что с ним произошло, какие процессы к этому привели? С другой стороны, внимание к отечественной истории проявляет власть, у нее свои интересы – построение и укрепление государственной идеологии. Недаром же прошлый год в России был назван Годом истории, тем более что поводом для этого послужило 200-летие Отечественной войны 1812 года. По всей стране прошла масса мероприятий, посвященных тем событиям. Регионы тоже не отстают, вспоминая собственные славные даты: у нас в области, к примеру, отметили 100 лет со дня рождения маршала авиации Покрышкина.
– Но у каждой медали две стороны. Высокий интерес в обществе к истории стал почвой для всякого рода спекуляций. Как вы относитесь к появлению огромного количества всевозможных псевдонаучных теорий, которые весьма вольно трактуют события нашего прошлого? Притом что эти теории сегодня очень популярны. Человека наивного, тем более юного легко убедить, что «этруски» означает «это русские», а Чингисхан и киевский князь Мстислав – на самом деле одно и то же лицо.
Ольга Хлытина: Мне кажется, что сама возможность разного прочтения прошлого – это уже большой плюс. Мы существуем в информационном обществе, и нашим детям доступны любые источники информации. Если мы готовим учеников к жизни в демократическом мире, они должны понимать, что у одного и того же события может быть множество оценок, множество трактовок, множество интерпретаций. Другое дело, что задача учителя – научить ребенка отделять научное знание от фальшивого. Чтобы смотря по телевизору очередную программу про очередное «сенсационное» открытие, он понимал, что это просто шоу, снятое для развлечения публики, и с настоящей исторической наукой имеет мало общего.
– Ну вот, мы и подошли к этому вопросу – роли личности учителя в преподавании такого специфического предмета, как история. Согласитесь, трудно представить, чтобы физик вдруг на уроке во всеуслышание объявил, что не согласен с третьим законом Ньютона. А вот историк может иметь свое собственное мнение – и по поводу октября 1917-го года, и по поводу октября 1993-го, и по поводу других исторических событий. Он может быть ярым коммунистом или убежденным либералом. Конечно, он не имеет права навязывать детям свои убеждения – но при этом не может их так или иначе не транслировать.
О. Хлытина: Да, пожалуй, как раз в том и состоит главная сложность нашей профессии. Найти этот тонкий баланс. Показать, что существуют разные позиции, – но при этом остаться самим собой. Уметь предъявить собственное мнение – но вместе с тем дать возможность детям самостоятельно определиться и высказаться.
Ирина Литвин: Мы на уроках постоянно спорим. Причем спорим на любые темы, школьников одинаково волнуют и новейшая история, и события прежних веков. Взять, к примеру, – ну хотя бы декабристов. Нынешние старшеклассники оценивают их очень по-разному. Для одних они по-прежнему романтики, герои, патриоты. Для других – политические дилетанты. А кто-то поднял руку и говорит: а помните, в 1968 году самые смелые тоже вышли на площадь, чтобы протестовать против ввода в Прагу советских танков.
Вот нам с вами придет в голову сравнивать тех, кто вышел на Сенатскую площадь в 1825 году, и тех, кто вышел на Красную в 1968-м? А дети такие параллели сегодня проводят!
Да, я согласна, у нас предмет особенный. Самый эмоциональный и личностно окрашенный – больше даже, чем литература. С одной стороны, это, конечно, здорово и интересно. Но с другой – ощущение, что все время идешь по лезвию бритвы. Дети приходят со своей позицией, со своим социальным опытом, есть позиция родителей, есть то, что прочитано в Интернете. И вот начинается урок, и ты прокладываешь путь среди всех этих острых углов… Ужасно сложно. Настолько сложно, что я сейчас подумала – а может, это даже хорошо, если у нас будет единый учебник?
Мыслить или зубрить?
– Ну так и что, может, это действительно хорошо?
И. Литвин: С точки зрения государства – да, наверное. Позиция власти понятна и очевидна – нужно выработать общий стандарт, сделать однозначный, идеологически выверенный учебник. Государство хочет иметь национальную идею, которую оно будет вкладывать в головы своих юных граждан начиная с пятого класса.
Почему бы и нет? Мне, например, как учителю работать с единым учебником было бы куда проще. Да и детям тоже. Все, что от меня требуется в таком случае, – выдать ученикам фиксированный набор знаний. Им – не копаться в Интернете, не искать информацию, не изучать дополнительных источников, в просто прочитать параграф «от сих до сих». Вызубрили – молодцы. Сдали ЕГЭ на 100 баллов. Задача исторического образования решена. Все довольны.
– Собственно, именно так мы и учились в советской школе. Но насколько я поняла, вам так не нравится.
И. Литвин: Сегодня так уже никому не нравится. История – наука, которая должна учить мыслить. Мыслить вариативно. А если есть варианты, то одного учебника быть не может.
О. Хлытина: Дело в том, что со времени, когда мы сами учились в школе, мир здорово изменился. Если раньше учитель был главным авторитетом и учебник – единственным источником информации, то сегодня они всего лишь одни из многих. Теперь, когда в нашу жизнь пришли информационные технологии, все попытки унифицировать сознание людей заранее обречены на неудачу. Ну появится у нас единый учебник – и что это даст? Существует масса информационных каналов, которые будут транслировать иные взгляды и иное понимание той же истории.
– А что, существующие учебники действительно так уж отличаются друг от друга? Признаться, кроме утверждения, что «Сталин – эффективный менеджер», я не помню в адрес этих изданий других реальных упреков.
О. Катионов: В принципе, общая схема исторического процесса везде повторяется, варьируются только нюансы – например, документы, которые даются учащимся для самостоятельного анализа. Я внимательно прочитал все имеющие сегодня хождение учебники (в отличие от тех, кто их даже не открывал, но уже готов судить и решать) и могу сказать – это вполне достойные издания, над которыми работали вполне профессиональные команды.
О. Хлытина: Конечно, учебники различаются. Хотя бы потому, что они адресованы ребятишкам разного возраста и с разными образовательными потребностями. Вы же не будете одинаково рассказывать про ту же Бородинскую битву младшим школьникам и старшеклассникам. А есть еще профильные учреждения с углубленным изучением предмета, и там требуется уже совсем другая историческая литература.
Сегодня на каждую параллель приходится в среднем по пять разных учебников. И я считаю, что такое многообразие – это наше достижение. Это большой плюс современной школы. Это то, что у нас появилось благодаря демократическим реформам конца 80-х - 90-х годов, и отказ от этого будет означать шаг назад. Можно обсуждать, как эти учебники сделать лучше, глубже, интереснее, – но само многообразие необходимо сохранить.
– Рискну задать вопрос: а собственно говоря, история – она одна или их много?
О. Катионов: Исторический процесс один. А историй много. Каждый человек, каждая социальная группа, каждое общество и каждое государство проживают свою.
О. Хлытина: И плюс к тому мы все по-разному воспринимаем происходящее. Потому что у нас разный социальный опыт, разные интересы, разные ценности. Это накладывает отпечаток на то, какие знания мы транслируем. Неслучайно говорят, что история переписывается. Ведь всякий раз мы задаем прошлому вопросы, которые актуальны здесь и сейчас. И всякий раз вглядываемся в историю через призму того, что нас волнует сегодня.
– А может ли в принципе, на ваш взгляд, история быть деидеологизированной? Вот сейчас многие высказывают мнение – напишем деидеологизированный учебник, состоящий из одних неоспоримых фактов, а оценки оставим политикам. Но можно ли оперировать историческими фактами, не давая им оценки? К примеру, как назвать – Октябрьская революция или октябрьский переворот? В самом названии – уже отношение.
О. Хлытина: Мы говорим на уроках – октябрьские события 1917 года. И обсуждаем с ребятишками: кто называл и называет это большевистским переворотом, а кто – Великой Октябрьской Социалистической революцией? Что это за социальные группы? Какой смысл они вкладывают в эти слова? Конечно, лишить историю идеологической окраски невозможно, тут вы правы. И дать ребенку понимание этой разницы и борьбы взглядов и интересов гораздо важнее и полезнее, чем просто констатировать факты.
В песнях, плясках и игрушках
– И как вы в своем институте, на своей кафедре учите этим сложным вещам ваших студентов – будущих учителей истории?
О. Хлытина: Все начинается с целеполагания – зачем история существует в школе как обязательный предмет. Мы анализируем с ребятами, как менялись цели изучения этой дисциплины на протяжении веков и лет. Если, скажем, в 1930-1960-е годы главной задачей школьной истории считалось формирование у учеников марксистско-ленинского мировоззрения, готовности противостоять чуждой идеологии, то сегодня это воспитание в человеке понимания собственной идентичности – национальной, культурной, конфессиональной, региональной.
А еще – развитие мышления. Мы говорим нашим студентам, что современные уроки должны быть организованы не как прямая передача знаний «учитель – ученик», а как деятельность по познанию и осмыслению прошлого, по выстраиванию к нему своего отношения. Мы учим будущих учителей не уходить от вопросов, которые возникают у ребятишек на уроках, а пытаться искать ответы вместе. Мы учим их максимально насыщать уроки информационными ресурсами. Сегодня главным в процессе обучения является не учитель – транслятор абсолютных истин и не учебник, на котором стоит гриф «одобрено Министерством образования», а открытая информационная среда.
Сейчас технологии позволяют выстроить любой визуальный ряд – принести на урок картины на исторические темы, фотодокументы, хронику, художественные фильмы. Ребятишки могут сами собирать и записывать устные свидетельства очевидцев исторических событий. К примеру, когда праздновали 50-ю годовщину полета Юрия Гагарина в космос, наши студенты вместе со школьниками на уроках анализировали, как запомнился людям этот день – 12 апреля 1961 года. Кто-то был ребенком и узнал об этом от воспитательницы в детском саду, кто-то услышал на торжественном партийном собрании…
Похожая идея воплотилась в проекте «9 Мая 1945 г. – день, который помнят все». Ребятишки опрашивали людей разных возрастов, каким остался у них в памяти День Победы – что они тогда делали, какая была погода, как узнали о радостном событии.
Одна из наших студенток сделала выпускную квалификационную работу на основе поздравительных открыток советской эпохи. А потом, придя на практику в школу, уже вместе с детьми на том же материале проследила, как менялись настроения в обществе в годы Великой Отечественной войны – насколько открытки 1941-1942 годов отличались от открыток 1943-1944. Такой наглядный образ иногда лучше работает, чем параграф, прочитанный в учебнике.
И. Литвин: А мы песни поем. Не просто слушаем и анализируем тексты, а устраиваем целые театрализованные постановки – история ХХ века в песнях, танцах и стихах. Начиная с Гражданской войны – «Щорс идет под знаменем», заканчивая роком.
Вообще, источником исторической информации может быть что угодно – географические карты, стихи, письма, плакаты, политические и рекламные, и даже кулинарные рецепты – помните книгу «О вкусной и здоровой пище»?
О. Хлытина: А еще игрушки. У наших студентов была даже такая исследовательская работа, посвященная играм и игрушкам советских детей.
– Однако, насколько я понимаю, учителю истории приходится не только иметь дело с прошлым, но еще и откликаться на коллизии сегодняшнего дня, так или иначе обращенные к истории. Взять, к примеру, нашумевшую инициативу по возвращению Волгограду прежнего название Сталинград. Или событие более узкого, регионального значения – строительство в Новосибирске очередного памятника, вроде того, что поставили на набережной Александру III. Наверняка вы с ребятами обсуждаете такие вопросы.
С. Литвин: Конечно. И обсуждаем, и откликаемся, а у памятника Александру, когда он был поставлен, даже побывали. Недавно сходили на выставку «Подарки вождям» в художественном музее, хотя мои 11-классники и ворчали – мол, сколько можно, уже конец учебного года, скоро экзамены. Но выставка оказалось очень любопытной.
У нас есть программа «Дебаты», где мы устраиваем дискуссии по разным поводам. Приведу всего один пример. Помните, несколько лет назад был на телевидении проект «Имя России». Мы тоже провели свое голосование. Диапазон предложений по историческим персонажам был огромный – от современных медийных фигур до Иннокентия Смоктуновского. Но «в финал» большинством голосов вышли двое – Ленин и Петр I, и по поводу этих двух личностей мы и устроили открытые дебаты.
Воспоминания о будущем
– В наше время, когда мы сами в школе и позже в вузе изучали историю, истмат давал очень четкую систему для понимания исторических закономерностей и причинно-следственных связей: смена формаций, производительные силы и производственные отношения, борьба классов. Без такой системы ход истории теряет логику и превращается просто в хаотическую смену событий, правлений, войн и бунтов. Но от исторического материализма мы благополучно отказались. Так что же сегодня служит методом структурирования исторического процесса?
О. Хлытина: Да, действительно, в советское время у нас был этот формационный подход, в рамках которого структурировалось содержание школьного курса истории. Завершалось все социализмом как самым справедливым строем. Была видна тенденция, все страны шли по этому пути, и мы впереди всех. Потом в годы перестройки формационный подход подвергся критике, и на смену ему пришел подход цивилизационный. Есть Средневековье, есть Новое время, есть доиндустриальное, есть индустриальное общество и так далее… Мы даем характеристику этим стадиям общественного развития и объясняем, как на разных этапах менялось мировосприятие людей.
И. Литвин: А вот мне как раз кажется, что современные учебники не дают четкой структуры. Там просто приводится набор фактов, событий, людей – эдакий винегрет, а строгой систематизации не хватает.
О. Хлытина: Пожалуй, соглашусь – проблема структурирования школьного исторического материала действительно существует. В основном в большинстве учебников факты доминируют над объяснениями. Но тут мы опять возвращаемся к роли учителя. Ведь это в том числе и его задача – выстроить логику исторический обстоятельств, дать обоснование причин исторических перемен, чтобы у ребенка осталось понимание целостности исторического процесса.
Нынешняя история – уже не совсем та, что мы с вами изучали в советской школе, где доминировали политические события и экономические отношения. Сегодня она становится историей о людях, об их повседневной жизни, об их интересах, мотивах, стремлениях. И грамотный учитель может с этим очень плодотворно работать.
Возьмем, к примеру, Смутное время. В советской школе мы однозначно трактовали этот период как обострение классовой борьбы. Сейчас вместе с ребятишками обсуждаем, как на сломе эпох меняется мировосприятие человека. В Средние века царь был от Бога, а тут Михаила Романова выбирают на царство Собором. Вы только представьте, какой должен в сознании у людей произойти переворот!
Если раньше оценки были однозначны и полярны – это черное, это белое, – то современная историческая наука предлагает разные подходы, разные прочтения. Петр I – вершил великие реформы или сломал естественный ход русской истории? Восстание декабристов – подвиг или политическая ошибка? Все это мы обсуждаем на уроках. Задача школьной истории – приблизить к нам «дела давно минувших дней», сделать понятными людей того времени, дать почувствовать, чем они жили, во что верили, о чем мечтали.
– Мы любим оглядываться на чужой опыт. И действительно интересно – как западные страны относятся к своему прошлому? Как оценивают французы события Французской революции, а испанцы – испанскую инквизицию и испанских конкистадоров? Как это отражено в их учебниках истории?
О. Хлытина: Я мало что знаю в этом отношении про Францию и Испанию, но могу привести такой пример – на мой взгляд, весьма показательный. В 90-х годах прошлого века Европейская ассоциация учителей истории EUROCLIO выступила с инициативой создания учебника для объединенной Европы. Тогда как раз начались интеграционные процессы, и возникла идея – люди, живущие в единой Европе, должны понимать, что у них общее историческое прошлое. Собрали группу историков из разных стран, и каждому было поручено написать одну из глав в новом учебнике.
И понятно, что французы писали про французское Просвещение, испанцы про Реконкисту, итальянцы про эпоху Возрождения. Каждый автор старался подчеркнуть и выпятить те моменты общеевропейской истории, когда его страна играла ведущую роль. Стало ясно, что при таком перетягивании исторического одеяла единое пространство вряд ли можно построить.
Тогда идея трансформировалась. Решили сделать учебник, который показывал бы, что история каждой страны тысячью нитей связана с историей других государств. Что современная Европа, такая как мы ее знаем, сформировалась благодаря взаимодействию миллионов людей, живших на этом континенте в разные эпохи…
– И чем же в итоге закончился этот грандиозный проект?
О. Хлытина: Опыт этот завершился тем, что учебник действительно был создан – правда, не по истории всей Европы, а по истории Средиземноморья. Общее прошлое стран, расположенных вокруг Средиземного моря, казалось, еще больше сблизит и объединит их народы – политически, экономически, культурно. Казалось, что это общее прошлое послужит фундаментом для общего настоящего и будущего.
Но последующие события показали, что далеко не всегда все происходит так, как задумано. И Европу сейчас сотрясают такие бури, такие конфликты и противоречия, о которых 15 лет назад авторы проекта EUROCLIO даже помыслить не могли. «Общее европейское прошлое», так старательно выстраиваемое историками, не помешало ни кризису, ни процессам дезинтеграции.
Что я хочу этим примером сказать. Да, роль истории велика, и те идеи, которые можно транслировать, обращаясь к исторической памяти, имеют очень большое влияние на людей. Но верить в то, что в этом корень всех бед и решение всех проблем, что стоит написать единый учебник, и все станут «правильно», в одном русле мыслить и «правильно», в одном русле действовать – на мой взгляд, совершенно безосновательно. И история нам это в очередной раз подтверждает.
