«Мы ищем не там». Так думают и говорят очень многие в поисковом лагере спустя уже девять дней после исчезновения Кости Кривошеева. Слишком много нестыковок и непонятных моментов в этой истории. Последний раз его видели у машины, к которой его отправили отчим с дедом, дабы не мешался, пока они рубят деревья на дрова. С этого места на кромке леса отчетливо видны шестые Озерки – поселение, в котором живет семья Кости. Люди не могут понять, зачем ребенок пошел бы в лес.
«Я не видел его 15 минут, он не мог за это время уйти далеко, – говорит, судорожно затягиваясь сигаретой, Владимир Алексеенко, отчим Кости. – Да и зачем ему? Я его отчим, я хорошо его знаю, он не пошел бы в лес. Мы его звали, он бы услышал, но никто не откликнулся. Я уже все передумал…»
Отчим пропажей мальчика напуган – пока он об этом говорил, у него дрожали руки. Он все еще надеется, что Костю найдут. И найдут живым. Они с женой обращались к гадалкам – все говорят, что мальчик жив. Одна сказала, что он вернется сам, другая – что его найдут спасатели. Третья разговаривать с семейством отказалась – запросила 100 тысяч рублей, которых им по всей деревне не собрать. Владимир Алексеенко гадалкам и ведуньям не очень верит, но и это – хоть какая-то надежда.
Не отказывают эзотерикам и гадалкам даже в штабе – в один из дней пришел мужик с палкой, которую дала ему местная ведунья, и сказал: «На этом [ее] конце – Костя». Палку положили так, как было сказано, на карту, и конец ее указал на квадрат на относительно небольшом удаленности от Озерков. Направлять туда специально поисковую группу не стали – лишь нервно посмеивались, но отправили группу из семи человек прочесывать соседний сектор. Оказалось, что квадрат, на который указала палка ведуньи, был уже прочесан несколько раз, а вот соседний – практически не смотрели. Группа попала под дождь, который стал сильнее, стоило направиться в сторону квадрата, указанного этой палкой. Но по квадрату наискосок прошли – на всякий случай.
В лагерь приехал на седьмой день эзотерик Сергей, опыт которого в поисках, по его словам, составляет около десяти лет. Он увидел, что на форумах кинули клич для всех экстрасенсов, и отправился на место. До этого, впрочем, он тоже якобы «приглядывал» за мальчиком. Рассказал, что видел ряд образов и символов, которые нашел позже в Озерках – в виде деревянной будки покрытой рубероидом, она в лесном околке, в 100 метрах от базы. Разобравшись в карте с прочесанными квадратами, он указал направление, в котором мог идти мальчик – вдоль кромки леса, там, где след взяли собаки.
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ:
«Мы выехали на место, которое я увидел, прошли по нему, но было уже поздно, и с ходу ничего найти не удалось. Решили, что отправят туда с прочесом группу, вместе с кинологами. Там есть что-то типа дренажа. Может, там что обнаружится…» – рассказал Сергей.
Ехать до лагеря поисковиков из Новосибирска около четырех часов, последние часа полтора – дороги как будто и вовсе нет, одни ямы и пригорки. Но желающих помочь это не останавливает. Даже спустя несколько дней после пропажи мальчика волонтеры продолжают приезжать, кто на сколько может – день, два. «Население» лагеря подсчитать сложно: несколько палаток управления МЧС по Новосибирской области, в каждой из которых помещается около 10-15 человек, в палатках поменьше – полиция, 653 спасательный центр, Следственный комитет, волонтеры из «ДоброСпаса» и «Лизы Алерт», приехавшие даже из Москвы.
Местные жители помогают поисковикам в меру своих сил – приезжают, чтобы накормить горячей домашней едой, рассказывают все, что могут вспомнить про мальчика и его семью следователям, приглашают по несколько человек сходить к ним в баню. Многие – из соседних деревень, а местные мотоциклисты проезжают в поисках по полям и докладывают обо всем в штаб.
Всю близкую к Озеркам местность поделили на квадраты 500 на 500 метров, на прочесывание каждого отправляют группы от пяти человек – волонтеров и представителей спасательных ведомств. У двоих из группы есть компас и навигатор с картой местности, они идут по краям цепочки и направляют остальных так, чтобы ни один кусочек квадрата не выпал из поля зрения. Расстояние между участниками группы – метров пять, в зависимости от характера местности – поле или лес.
На прочесывание одного квадрата уходит от двух до четырех часов, группа проходит его сверху вниз несколько раз, отслеживая трек по навигатору. Все находки – следы, примятую траву, фантики от конфет, отмечаются на навигаторе точкой, к которой после отправляются специалисты – спасатели, сотрудники МЧС и кинологи с собаками.
За время поисков нашли чьи-то резиновые сапожки – явно детские, но не принадлежавшие Косте, на седьмой день отыскали синюю кофту – очень старую, явно не мальчика. Следы находили несколько раз – старые, ведущие к ферме скотника, и более свежие – от места, где кололи 21 июня во время пропажи Кости дрова, в левую сторону, до поля возле дороги на деревню. Собаки пошли по следу, но взять его полностью не удалось – оборвался.
Кинолог Олеся говорит, что если бы собак привезли на место немного раньше, наверняка взяли бы след и нашли ребенка. А так… Сперва лес обошли местные жители, поднятые по тревоге отчимом Кости, после них – спасатели, МЧС, полиция, волонтеры, и только потом – кинологи с собаками.
Поисковых овчарок в лагере осталось две. Каждый день они уходят рано утром и возвращаются поздно вечером – ищут все, что только могут. Шепотом в лагере говорят: «Эти собаки обычно ищут трупы…»
Говорить о том, что произошло с Костей, и как он мог потеряться, в лагере – настоящее табу, которое, впрочем, нарушают все по вечерам у костра, а еще – когда возвращаются ни с чем с прочеса. Версии строят совершенно разные – по большей части, криминальные, мол, кто-то мальчика убил и спрятал в болоте или речке. Некоторые больше склонны к мысли, что мальчик ушел к дороге и нарвался на недоброго дальнобойщика. Представители Следственного комитета о своих теориях на счет пропажи Кости не распространяются, только опрашивают жителей деревни и проводят следственные эксперименты. К примеру, спустя неделю после пропажи отчим мальчика пилил деревья и относил бревна к месту, где в тот день стояла машина.
Московские и новосибирские волонтеры работают над поисками сообща, несмотря на начальную между ними настороженность, а официальные службы не просто рады их помощи, но даже дают им возможность участвовать в разработке планов на ближайшие прочесы.
«Мы в Москве очень долго не могли добиться того, чтобы работать с МЧС, полицией и спасателями единым штабом, – поделилась Анна Будовая, московский координатор «Лиза Алерт» в Новосибирске. – Здесь же происходит что-то невероятное, потому что все службы работают не как-то врозь, а есть один общий штаб, с одной картой. Мы вместе все обсуждаем и решаем. И люди действительно работают на совесть, они действительно хотят найти Костю, хоть некоторых и отправили сюда в обязательном порядке».
«Мы делаем общее дело, главное – найти пацана», – подчеркнула Мария Парватова, координатор «ДоброСпаса». Она сама каждый день участвует в поисках по мере сил – в ее обязанности также входит встреча и запись приезжающих волонтеров.
В поисках среди прочих участвует следопыт Антон. Он раньше ни разу не искал людей, больше знает о том, как выслеживать животное. Но старательно прочесывает все кусты и буреломы, «прошаривает» траву. По лагерю он ходит босиком: так, по его словам, он лучше чувствует лес.
Приехал Антон на поиски спонтанно – собирался в поход, а до этого оставил свой телефон на форуме «Лиза Алерт», рассудив, что, возможно, его знания когда-нибудь пригодятся. Ему позвонили, и тогда Антон сорвался с места и приехал, даже не взяв с собой спальник и палатку – так спешил. «Я не чувствую его в лесу, – рассказал Антон. – Мы не там ищем, он не мог уйти далеко».
Оставаться он собирается на поисках до последнего, пока Костю не найдут. Не собиралась уезжать и Мария Парватова. Говорит, что напрочь «забила» на работу. Волонтеров с каждым днем все меньше – у кого-то дела, работа, кто-то уже не верит…
Искать пропавшего в лесу ребенка по-настоящему страшно. Приходится заглядывать под каждый куст, и всегда возникает секундная мысль: «А что если…» А когда «ничего» – выдыхаешь с непонятным чувством. Вроде бы и найти страшно, потому что ребенок уже может не дышать, а не найти – еще страшнее, потому что тогда – все зря. И с каждым таким днем надежд на то, что мальчик жив, все меньше.