Arial<#two#>>2<#two#>>В ней автор открывает «Курс молодого словца», рассуждает о художественном и бытовом мате, объясняет, кто такие трендсеттеры, чем хороши жаргонизмы, ЖЖ и аська.
Директор института лингвистики РГГУ, завкафедрой русского языка, профессор, доктор филологических наук Максим Кронгауз не собирается изъясняться с аудиторией на языке научных категорий. Неслучайно он получил премию «Просветитель» за деятельность в области научно-просветительской литературы. Это литература, которая просто и увлекательно рассказывает нам с вами о сложных вещах. Вот и в клубе «НИИКУДА» в рамках фестиваля немассовой культуры «Кухня» темой публичной беседы и интервью порталу Сибкрай.ru были изменения, которые стремительно происходят в русском языке в последние годы, и наше отношение к ним.
Arial<#two#> size=<#two#>2<#two#>>– Максим Анисимович, так почему же русский язык находится на грани нервного срыва?
Arial<#two#> size=<#two#>2<#two#>>– Разговоры о языке вводят аудиторию в истерическое состояние. Это черта нашего времени. Непонятно, как относиться к необратимым процессам – смешению сленга и литературного языка, стиранию граней между устной и письменной речью, засилью иностранных слов, изменению речевого поведения…
Arial<#two#> size=<#two#>2<#two#>>Для меня и коллег-лингвистов этот повышенный интерес к языку чрезвычайно приятен – мы оказались востребованными. Настало время объяснить, что происходит с языком, причем так, чтобы было понятно тем, кто вовсе не рассматривает его как науку. У лингвистов здесь две позиции. Первая: не надо паниковать, все нормально. Вторая: пуристы категорически не принимают этих перемен. Они поддерживают новый разговорный жанр – плач по русскому языку. Это вопли о том, что русский язык гибнет, что это катастрофа, немедленно надо спасать, защищать, принимать меры. Я попытался занять срединную позицию.
Arial<#two#> size=<#two#>2<#two#>>В России любят задавать вопросы «что делать?» и «кто виноват?». Но давайте сначала спросим самих себя, что происходит. И тогда многое прояснится. Именно на этот вопрос я пытаюсь ответить в моей книжке.
Arial<#two#>>
2<#two#>>– И что же происходит? И когда началось?
2<#two#>>– Повышенный интерес общественности к языку возник в конце 90-х. После перестройки скорость изменений в нем стала огромной. Ситуация даже интереснее, чем постреволюционная в 17-м году. Изменения вызваны не только и не столько внутренними причинами, сколько внешними. Произошло два слома в жизни людей: социальный в виде перестройки и технический – с появлением Интернета. Язык немедленно отреагировал на это. В связи с этим вопрос, гибнет ли русский язык, то и дело возникает в публичных беседах.
2<#two#>>– Так как же? Гибнет?
2<#two#>>– Сразу отвечу: не гибнет. Он изменяется. Изменяется вместе с жизнью, отражая ее движение. Если бы язык не имел способности меняться, мы бы его потеряли. Когда в меняющемся мире язык перестанет быть инструментом, описывающим этот мир, он лишится своей главной функции. Вот как язык эскимосов – он вырождается, потому что не справляется с задачей объяснить изменения, которые происходят в мире. В нем нет таких слов.
2<#two#>>Интеллигенцию раздражает гламуризация языка, но иначе и быть не может при гламуризации общества. Давайте посмотрим, появлением каких гламурных словечек отозвался язык на это явление. Например, «правильный». Правильный роман, правильный ресторан, правильную обувь рекомендуют аудитории дамские журналы, такие словосочетания активны для этих текстов. Вот что пишет журнал «Афиша»: «В этом сезоне правильные девушки носят колготки телесного цвета». Я еще не знаю, что такое правильные девушки, а мне дают возможность их опознавать. Это замечательное слово в советской эпохе использовалось в расширительном смысле – не только правильный ответ в школе, но и правильный выбор с точки зрения идеологии. Слово «правильный» мимикрирует под эпоху. Гламурная лексика заняла некую нишу, оставшуюся после ухода коммунистической. Согласитесь, гламур – не менее сильная, хотя не такая агрессивеая, идеология, чем коммунизм.
2<#two#>>Вместе с тем в этом участвуют и те, кто не имеет никакого отношения к гламуру. Лет десять назад в кафе я впервые услышал междометие «вау!». Тогда меня это очень раздражало. Чем? Мало ли заимствованных слов! Анализ простой. Междометия выражают непосредственные чувства, а «вау» заимствовано у американцев. Раздражало то, что человек выражает непосредственное чувство чужим словом. Но проходит время, и «вау» начинают использовать люди, мне симпатичные. Происходит процесс усвоения слова – одомашнивание слова.
2<#two#>>Казалось бы, как замечательно говорят эмигранты! Их язык кристально чист и свободен от всевозможных бытовых примесей. Но как только эти люди выходят за рамки светской беседы, им сразу не хватает языковых возможностей. Я преподавал в университетах Европы: дети могут говорить на чужом языке только на определенные темы, за пределами которых языка нет, и коммуникация нарушается.
2<#two#>>– В романе Людмилы Улицкой «Искренне ваш Шурик» аналогичная ситуация. Бабушка много лет учила героя классическому французскому, но стоило ему встретиться с носителем языка, как общение оказалось невозможным. Выученный им французский безнадежно устарел…
2<#two#>>– Да, можно заморозить язык, но тогда общаться на нем мы не сможем! Следовательно, то, что поначалу раздражает нас в языке, ему необходимо, так как отражает реальную жизнь.
2<#two#>>Появление Интернета максимально приблизило язык к жизни. Интернет открыл новую форму коммуникации. Блоги, ЖЖ, аська, где происходит общение on-line, явили новый жанр, занявший промежуточное положение между письменной и устной речью. Фактически это письменная речь, но структурно это разговорный язык. То есть в нем реализуется устная речь с ее мгновенными реакциями – обидами, переживаниями, раздражением, нетерпением, колебаниями, процессом поиска слова.
2<#two#>>Немаловажное обстоятельство: стандартной письменной речи не хватает для интенсивного общения. Самый простой пример – смайлики. Сначала их было всего два: улыбка и опущенные уголки губ, и в электронной почте хватало двоеточия и двух скобок. Сегодня система выдает десятки смайликов, каждый из которых имеет определенное значение. Я прочитал, что, оказывается, рожица зеленого цвета выражает зависть, но отправил ее своему собеседнику, просто так, не испытывая никакой зависти, просто не смог не использовать такой привлекательный смайлик. Здесь такой эффект: чем интенсивнее система обогащается, тем труднее ею пользоваться.
2<#two#>>– А феномен зачеркнутой речи, которую часто можно видеть в ЖЖ?
2<#two#>>– Да, это тоже интересное явление. Выражает процесс мысли – вроде, ты этого не говорил, но подумал же! Или кавычки, включающие ремарки описания своих действий. Довольно банально, но производит сильное впечатление.
2<#two#>>Если письменная речь, предназначенная для печати, проходит через редакторов и корректоров и очищается от погрешностей, то здесь она неподконтрольна. Ее функционирование стало массовым, такого количества пишущих еще не было в истории. Отсюда «язык падонкаф» с его искаженной орфографией, но это отдельная тема, также как и маты. Если мы затронем эти темы, то только об этом и будем говорить, а хотелось бы еще о чем-то.
2<#two#>>– Может быть, о вариативности русского языка? Теперь гораздо труднее, чем несколько лет назад, определиться, как же писать правильно, да и надо ли.
2<#two#>>– Вопрос, который чаще всего задают лингвистам, – как правильно? Если их ответ тебя устраивает, то хорошо, а если не совпадает с твоими представлениями, то идите вы куда подальше. Хотя если человек задает вопрос, то, конечно, хочет получить четкий и конкретный ответ. Интересный случай на эту тему имел место много лет назад. В Институте русского языка действует телефонная служба, отвечающая на вопросы. Директор института академик Виноградов как-то говорит: а дайте-ка я тоже попробую поотвечать на телефонные звонки. День поработал, остался доволен: живая работа, живая жизнь. А на следующий день на нас обрушивается шквал возмущения: уберите с телефона этого идиота! Спрашиваем, как правильно писать, а он демагогию разводит: с одной стороны, так, но с другой стороны…
2<#two#>>– Сегодня гораздо проще, чем позвонить в институт, справиться на gramotа.ru или вовсе тупо забить слово в Яндекс…
2<#two#>>– …и Яндекс покажет: кОрова – два миллиона употреблений, а кАрова – один миллион. Можно выбрать то, что больше нравится. То же самое происходит с новыми словами – лингвисты не успевают загонять их в словарь. Классический пример разнобоя в орфографии – заимствованные слова блог(г)ер и шоп(п)инг. Лингвисты принимают решение писать с одной согласной, а Яндекс выдает с двумя. ШоПинг – пятнадцать миллионов употреблений, шоППинг – сто пятнадцать миллионов. Вот вам и разница между решением ученых и реальным узосом. Норма языка не должна значительно отрываться от общеупотребимой, иначе она так и останется пустым решением. Фактически норма формируется самим сообществом, а не лингвистами, которые, по сути, всего лишь фиксаторы процессов.
2<#two#>>– Получается, сколько ни пытайся очистить русский язык, он все равно будет развиваться по собственным законам? Зачем же тогда нужен закон о русском языке?
2<#two#>>– Российский «Закон о государственном языке» не работает, и слава богу, потому что там такое… Абсурд: госаппарат защищает язык от его носителей! Можно создать сколько угодно рабочих кабинетов, которые займутся изданием законов о недопустимости нецензурной брани, но это будет игра на небесах, не имеющая отношения к реальной жизни.
2<#two#>>Вспомните пример с гением, который пытался защитить русский язык. Александр Исаевич Солженицын создал новый словарь русского языка, в котором все плохие слова заменены хорошими. И что с этим словарем? Стоит на полке. Ни одно слово не стало общеупотребимым! И другой пример – Пушкин. Он не создавал словарей, но переворот в русском языке совершил. Потому что не учил, как надо, а писал, как считал нужным. У Солженицына была идея научить, а у Пушкина не было. Но он убедил всех своей художественной практикой.
2<#two#>> – Но ведь иной раз действительно оторопь берет. Нелепо же называть менеджером по клинингу обыкновенную уборщицу!
2<#two#>>– Среди откликов на мою книгу были именно такие. Звонок мне на работу: женщина говорит, что прочитала книгу от корки до корки, благодарит меня – мне приятно. И тут она начинает обвинять меня в пропаганде американского влияния на русский язык. Я оправдываюсь: что вы, ничего подобного и в мыслях не было! Она возражает: неправда, моя внучка таких слов не знает! И молодежь, что тусуется в переходе, не знает! Специально ходила, спрашивала… Что мне ответить? Рад за вашу внучку, но если она не знает каких-то слов, вовсе не значит, что их не существует, не с потолка же я их взял!
2<#two#>>Заимствованные слова обладают некой аурой прекрасной, нездешней жизни. В советское время была профессия манекенщицы, а сегодня это не иначе как модель. Потому что манекенщица – это рутинный повседневный труд, а модель – это красивая жизнь. А еще здесь имеет место игровая природа русского языка. Происходит одомашнивание слова: автомобиль «Мерседес» мы превращаем в мерина, а «Ауди» – в …
2<#two#>>– … Авдюху!
2<#two#>>Записала Яна Колесинская
2<#two#>>
