В «Красном факеле» раскрыли тайну синей папки

Хорошо Максу. До пенсии он так и не дожил. Умер молодым. Просто сел на лавочку, сложил руки, закрыл глаза – и умер. За минуту до этого Надежда, его подруга, сказала: «Знаешь, как говорила моя бабушка, умереть вообще не страшно. Страшно только быть старой». Вот он и не стал старым – вечно молодящийся персонаж Лаврентия Сорокина, звезда телевидения, медийное лицо с кривой улыбкой и колючим взглядом. Бабушка права. Правда, это единственная бабушка из населения «Саранчи», которую кто-то любит. Надежда (Елена Жданова) будет день за днем приходить к ее дому и со слезами на глазах просить впустить ее. А бабушки давно нет. Запоздала Надежда со своими родственными чувствами. Прочие бабушки и дедушки в этом спектакле зря коптят небо и действуют на нервы своим повзрослевшим наследникам. Проблему отцов и детей сербский драматург Биляна Срблянович ставит жестко и бескомпромиссно. Дело не в различии поколенческих мировоззрений – дело в ненужности друг другу, в бессмысленности существования вообще. Испытывая страх перед неотвратимой старостью, отпрыски презирают своих родителей. Страдая от одиночества, отстаивают право на «свою жизнь». Не хотели бы мы оказаться в их компании. Стильные костюмы Фагили Сельской точно сработали на создание образа: подчеркивают контраст между полнотой кошелька и пустотой души. А гримеры помогли артистам совершить чудеса перевоплощения в уродов. Особенно удались старики: мудрость не приобрели, но адекватность утратили. Владимиру Лемешонку не привыкать играть сирых и убогих: как взял старт в «Бесприданнике», так и продолжает от спектакля к спектаклю совершенствоваться в этом амплуа, изменяя ему, однако, с венценосными персонами (Ричард III и Людовик XIV). А здесь его господин Симич – полнейшее ничтожество, ущербное насекомое, карикатура на все вымирающее, черепок от горшка человечества, если выражаться словами другого его персонажа. Весь какой-то перекошенный, трясущийся, зашуганный, затравленный, он совершенно не понимает, что его время ушло. Под стать ему ровесница – госпожа Петрович, жаль, они так и не встретились. Невозможно узнать Галину Алехину в этой маразматической старухе с овечьими кудряшками, которая зачем-то носит беленькие колготочки и босоножки на каблуках. Здесь вообще нет красивых людей, что старшее поколение, что их потомки. Разве что Дада у Ирины Кривонос – обалденная блондинка с ногами модели, неслучайно она ведет на телевидении прогноз погоды. Мордашка у нее нисколько не расплылась, не отекла, в отличие от всех нормальных женщин на сносях, вот только живот ее портит, особенно когда будущая, извините, мать дефилирует в купальнике и распахнутом халате. Свою беременность эта стерва умело использует в корыстных целях: для демонстрации обид и капризов, для глумления над мужем-дезертиром, для плетения интриг: очень выгодное положение. Кого она произведет на свет, можно не гадать – один экземпляр уже готов. Дочурка-подросток – очень послушная девочка: дедушка падает с приступом у нее на глазах, мамаша велит скорее скрыться в своей комнате и включить телевизор, скорую помощь в этом доме вызывать не принято. В спектакле «Siмейные истории», поставленном Алексеем Крикливым в театре «Глобус» тоже по пьесе Биляны Срблянович, вообще все персонажи – дети. Родители там не появляются, но очень хорошо можно представить, кто они такие. Малыши во дворе играют во взрослых, копируя своих домашних и моделируя реальные ситуации, происходящие в их семьях, и ты с ужасом понимаешь, какое же все-таки агрессивное нынче время, какое ублюдочное у нас общество. Еще немного подрастут эти детки – и станут такими же, как Дада и ее братец Фредди в «Саранче». Нежные родственнички сначала порываются придушить своего слабоумного папашу. Папаша сам виноват: нет чтобы отдыхать в доме престарелых, так он раз за разом сбегает домой, а там ходит мимо сортира. Но в итоге Фредди поступает куда гуманнее – отвозит батьку в лес и оставляет одного. Самое страшное, что сынку искренне сочувствуешь, непросто далось ему это решение. Константин Телегин соединил в этом персонаже два взаимоисключающих мотива – холодный цинизм и искреннюю нежность. Старика он бросает, но чувствует себя подонком. Цинизм художника – это такая форма психологической защиты от мирового уродства. Циник Биляна Срблянович – не только диагност нашего времени, но и подлинный гуманист. Для серьезного высказывания ей не требуется назидательности, драматург и режиссер обходятся без нравоучений, и Михаилу Стрелкову в роли отца Фредди, безмолвного истукана с остановившимся взглядом, дана одна-единственная реплика. «Однажды мои дети очень гордились мной… Я смог защитить своих детей», – это звучит у него как напоминание, как тихий укор, как проблеск проснувшегося сознания. Говорит он голосом доброго сказочника, оставшись один у обочины автострады, когда Фредди и след простыл. Вы не поверите, а зритель в зале поверил: сын вернулся за ним. Дальше все будет как всегда: Фредди будет мучиться с этим овощем, требовать у сестры найти выход, вымещать свою ярость на велотренажере, но все же он вернулся за ним. Он вернулся. И разве мало этого, что госпожа Петрович, которую желчная, нервозная, раздраженная дочь (Татьяна Классина) вывела на прогулку, вдруг произнесет: «Знаешь, что. Дай-ка мама тебе скажет. Ты лучше всех их вместе взятых»! Разве мало этого, чтобы вернуть теплоту и нежность, которую близкие люди утрачивают в поедании бизнес-ланча и друг друга? И вдруг начинает казаться, что эта вредная старуха знает что-что, чего не знаем мы с вами, а герой Владимира Лемешонка вовсе не тот, за кого себя выдает. В его замусоленной папке, в каких стариканы обычно таскают написанные от руки и утратившие свою ценность бумажки, обнаруживаются то документы на умершую бабушку Надежды, то коллекция лотерейных билетов от скончавшегося отца Милана. Может, в этой папке упаковано тайное знание, а сам господин Симич – голос автора, скрытая пружина пьесы, посредник между тем миром и этим? Скорее да, чем нет, скорее нет, чем да… Пьеса интересна остроумными ремарками, интригует тем, что прописные истины в ней снимаются необъяснимыми мистическими вещами. Спектакль едва не скатывается в примитивный бытовизм с гламурным уклоном – другая реальность в нем только нащупывается.