Качество российского высшего образования просело настолько, что по некоторым специальностям с университетами и академиями уже давно успешно конкурируют колледжи. Причина этого – целенаправленная деятельность российской правящей элиты на снижение качества человеческого капитала в России – в мировом разделении труда от нас ждут газо и нефтедобытчиков, в лучшем случае – водителей-дальнобойщиков, сиделок, официантов и уборщиц.
Все последние тридцать лет российское высшее образование целенаправленно уничтожалось. Это было очень трудно делать, потому что «реформаторам» досталась от Советского Союза глыба из глыбищ!
Филиппов, Фурсенко, Ливанов, Котюков, Фальков – все эти деятели нанесли такой вред российской высшей школе, который теперь уже вряд ли возможно быстро исправить!
Во-первых, постоянно сокращается финансирование высшей школы, во всяком случае, выделяемы из бюджета деньги не покрывают потребностей системы подготовки специалистов для удовлетворения потребностей страны. Наращивается коммерциализация высшего образования. Сокращается срок подготовки специалистов, и это происходит на фоне информационной революции, кратного приращения информации и знаний. Разрушены связи вузов и производства, вводятся все новые и новые образовательные стандарты, которые напоминают инструкции для медицинских препаратов.
До недавнего времени высшая школа еще как-то держалась на «старой гвардии», которая работала за кусок хлеба с солью. Но ее ряды постепенно редеют.
Теперь дошла очередь до основного тяглового сословия – доцентов. Проект «Наука и университеты» обратил внимание на эту проблему: условия, в которых вынуждены работать доценты, не могут гарантировать качественного образования. И виноват в этом не «доцент тупой», а государственные чиновники от образования, которые целенаправленно уничтожают остатки некогда могучей системы.
Чтобы разобраться в происходивших последний десяток лет изменениях в жизни преподавателей вузов, вспомним, на что должно тратиться их время. Средний доцент (основная «боевая» единица университета) учится 20 лет, затем преподает, занимается наукой (как минимум должен писать статьи), готовит методическое обеспечение для своих предметов, участвует в жизни вуза (хотя бы на уровне кафедры) и воспитывает студентов.
Ничего лишнего, ведь все эти задачи переплетены — чтобы преподавать современные технологии, без науки не обойтись, ее результаты появляются и в методике преподавания, которую обсуждают на кафедрах с участием нашего доцента. И, конечно, как минимум на занятиях он вовлечен и в воспитание студентов.
Почему же от такой «работы мечты», да еще и за зарплату в 2 раза выше средней, люди или бегут, или жалуются на невыносимые условия, вместо того чтобы участвовать в новых проектах и зарабатывать еще больше, одновременно улучшая квалификацию?
Причина банальна — даже на основную работу (преподавание) у среднего доцента просто нет времени. Как выглядит его рабочий день? По закону ставка — 900 часов в год, и рассчитывается она, исходя из часов работы в аудитории. Что такое 900 часов, к тому же академических (45 минут)? Если поделить это время на 36 недель работы (столько длятся два семестра), получится 25 часов, или 12–13 пар в неделю — казалось бы, совсем немного, две пары в день. По сравнению с обычным 6-часовым рабочим днем еще три часа можно заниматься и наукой, и проектами, и воспитанием. И именно в этой уверенности, разделяемой управленцами, давно не появляющимися в аудитории, — причина растущего непонимания огромной проблемы. Занятия — это не 1,5 часа за кафедрой. И к лекции, и к семинару нужно подготовиться (обновить примеры и задания), и по нормам времени 2012 года на это выделялся один час на каждый час аудиторных занятий.
А еще нужны сопроводительные документы — их тоже готовит преподаватель. Но если мы применим часовую норму на подготовку и добавим 30 часов на документацию по каждому предмету, то на них рабочий день нашего доцента закончится — в нем 6 часов, а у него две пары (это три часа), и столько же он готовится к занятиям. Даже писать методическое обеспечение, а тем более проверять самостоятельную работу уже некогда, это переработка.
«Так ведь читают каждый год одно и то же, какое время на подготовку?» — возразят работодатели и студенты, вынужденные в 2024-м изучать всеми забытый Фортран и низкотемпературную технику времен разработки холодильника «Мир». Это результат еще одной особенности, которая известна почти исключительно только вузовским работникам. В 2012 году минимальная продолжительность курса, особенно спецпредмета для старшекурсников, была больше 50 часов, а сегодня — в 1,5 раза меньше.
Студентов в потоках было больше, и на 900-часовую ставку преподаватель вел две, максимум три дисциплины. Сегодня почти не осталось ни предметов такого объема, ни потоков в 120–200 студентов. В результате на те же 900 часов преподаватель ведет уже 6 или 7 предметов, а на так называемых гуманитарных кафедрах, где дисциплины еще короче, — иногда и десяток.
Вести качественно 6 разных предметов — непростая задачка и для нобелевского лауреата, но логика эффективного контракта предполагает, что решить ее способен любой доцент. А в оставшееся время он займется прикладной наукой, напишет статьи, подготовит со студентами предпринимательский проект и заявку на конкурс — ведь ему же отлично платят?
А еще доцент должен писать ваковские статьи, зарабатывать и выполнять гранты, искать хоздоговора… И много чего он еще должен за те нищенские оклады, которые ему платят. Хорошо еще, что пока регулярно.
Качество российского высшего образования просело настолько, что по некоторым специальностям с университетами и академиями уже давно успешно конкурируют колледжи. Причина этого – целенаправленная деятельность российской правящей элиты на снижение качества человеческого капитала в России – в мировом разделении труда от нас ждут газо и нефтедобытчиков, в лучшем случае – водителей-дальнобойщиков, сиделок, официантов и уборщиц.
Все последние тридцать лет российское высшее образование целенаправленно уничтожалось. Это было очень трудно делать, потому что «реформаторам» досталась от Советского Союза глыба из глыбищ!
Филиппов, Фурсенко, Ливанов, Котюков, Фальков – все эти деятели нанесли такой вред российской высшей школе, который теперь уже вряд ли возможно быстро исправить!
Во-первых, постоянно сокращается финансирование высшей школы, во всяком случае, выделяемы из бюджета деньги не покрывают потребностей системы подготовки специалистов для удовлетворения потребностей страны. Наращивается коммерциализация высшего образования. Сокращается срок подготовки специалистов, и это происходит на фоне информационной революции, кратного приращения информации и знаний. Разрушены связи вузов и производства, вводятся все новые и новые образовательные стандарты, которые напоминают инструкции для медицинских препаратов.
До недавнего времени высшая школа еще как-то держалась на «старой гвардии», которая работала за кусок хлеба с солью. Но ее ряды постепенно редеют.
Теперь дошла очередь до основного тяглового сословия – доцентов. Проект «Наука и университеты» обратил внимание на эту проблему: условия, в которых вынуждены работать доценты, не могут гарантировать качественного образования. И виноват в этом не «доцент тупой», а государственные чиновники от образования, которые целенаправленно уничтожают остатки некогда могучей системы.
Чтобы разобраться в происходивших последний десяток лет изменениях в жизни преподавателей вузов, вспомним, на что должно тратиться их время. Средний доцент (основная «боевая» единица университета) учится 20 лет, затем преподает, занимается наукой (как минимум должен писать статьи), готовит методическое обеспечение для своих предметов, участвует в жизни вуза (хотя бы на уровне кафедры) и воспитывает студентов.
Ничего лишнего, ведь все эти задачи переплетены — чтобы преподавать современные технологии, без науки не обойтись, ее результаты появляются и в методике преподавания, которую обсуждают на кафедрах с участием нашего доцента. И, конечно, как минимум на занятиях он вовлечен и в воспитание студентов.
Почему же от такой «работы мечты», да еще и за зарплату в 2 раза выше средней, люди или бегут, или жалуются на невыносимые условия, вместо того чтобы участвовать в новых проектах и зарабатывать еще больше, одновременно улучшая квалификацию?
Причина банальна — даже на основную работу (преподавание) у среднего доцента просто нет времени. Как выглядит его рабочий день? По закону ставка — 900 часов в год, и рассчитывается она, исходя из часов работы в аудитории. Что такое 900 часов, к тому же академических (45 минут)? Если поделить это время на 36 недель работы (столько длятся два семестра), получится 25 часов, или 12–13 пар в неделю — казалось бы, совсем немного, две пары в день. По сравнению с обычным 6-часовым рабочим днем еще три часа можно заниматься и наукой, и проектами, и воспитанием. И именно в этой уверенности, разделяемой управленцами, давно не появляющимися в аудитории, — причина растущего непонимания огромной проблемы. Занятия — это не 1,5 часа за кафедрой. И к лекции, и к семинару нужно подготовиться (обновить примеры и задания), и по нормам времени 2012 года на это выделялся один час на каждый час аудиторных занятий.
А еще нужны сопроводительные документы — их тоже готовит преподаватель. Но если мы применим часовую норму на подготовку и добавим 30 часов на документацию по каждому предмету, то на них рабочий день нашего доцента закончится — в нем 6 часов, а у него две пары (это три часа), и столько же он готовится к занятиям. Даже писать методическое обеспечение, а тем более проверять самостоятельную работу уже некогда, это переработка.
«Так ведь читают каждый год одно и то же, какое время на подготовку?» — возразят работодатели и студенты, вынужденные в 2024-м изучать всеми забытый Фортран и низкотемпературную технику времен разработки холодильника «Мир». Это результат еще одной особенности, которая известна почти исключительно только вузовским работникам. В 2012 году минимальная продолжительность курса, особенно спецпредмета для старшекурсников, была больше 50 часов, а сегодня — в 1,5 раза меньше.
Студентов в потоках было больше, и на 900-часовую ставку преподаватель вел две, максимум три дисциплины. Сегодня почти не осталось ни предметов такого объема, ни потоков в 120–200 студентов. В результате на те же 900 часов преподаватель ведет уже 6 или 7 предметов, а на так называемых гуманитарных кафедрах, где дисциплины еще короче, — иногда и десяток.
Вести качественно 6 разных предметов — непростая задачка и для нобелевского лауреата, но логика эффективного контракта предполагает, что решить ее способен любой доцент. А в оставшееся время он займется прикладной наукой, напишет статьи, подготовит со студентами предпринимательский проект и заявку на конкурс — ведь ему же отлично платят?
А еще доцент должен писать ваковские статьи, зарабатывать и выполнять гранты, искать хоздоговора… И много чего он еще должен за те нищенские оклады, которые ему платят. Хорошо еще, что пока регулярно.
