Рост цен сбавит темп только в случае модернизации экономики.

Ежегодно, оправившись после новогоднего гастрономического марафона, при посещении магазинов наши кошельки под усиливающимся давлением инфляции истощаются быстрее, чем прежде. Очередной скачок цен дает о себе знать раньше, чем об этом сообщает кто-либо из членов правительства. Вот и последнее время инфляция вновь нас не порадовала. По данным Росстата, в 2008 году она составила 13,6%. В январе 2009 года Росстат выдал предварительную оценку уже на уровне 2,4%. В конце января министр финансов Алексей Кудрин, выступая на парламентском часе в Государственной Думе, предостерег, что по итогам 2009 года она может выйти за пределы 13%. О том, что цифры реальной инфляции значительно выше сообщаемых с трибун, говорить не приходится. Но лживая статистика — отдельная тема для разговора. Каждый раз после резкого скачка, подобного январскому, хочется понять, в чем причины. Думается, что лежат они несколько глубже, чем считают профильные специалисты у власти. Версия официальная Докладывая очередные данные, чиновники употребляют сложные термины, и обывателю, наверное, может показаться, что там борются с проблемой, живота не жалея. Специалисты Минфина считают, что в структуре инфляции преобладает монетарная составляющая. По этой точке зрения, монетарная инфляция порождается избыточным денежным предложением, когда экономика накачивается деньгами, которые она переварить полностью в силу каких-то причин не может, и в результате избыточный спрос разогревает ее. Словосочетание «в силу каких-то причин» является ключевым. Все последние годы государственные финансисты основные усилия прилагали к тому, чтобы ограничить рост денежной массы. Пеняя на то, что целевые ориентиры по ее приросту регулярно не выполнялись, они свидетельствовали, что в этом и заключается причина всех бед. До недавнего времени действительность вполне соответствовала. При постоянном приросте денежной массы начиная с 2005 года монетарная инфляция не только не сокращалась, но даже росла. В результате фактический ее уровень складывался выше целевых ориентиров. Получалось, что сверхплановый рост денежной массы и есть тот самый виновник инфляции, и если привести его в норму, все встанет на свои места. Однако в моменты сильных денежных зажимов со стороны ЦБ (памятен кризис банковской ликвидности лета 2004 года, а также снижение ликвидности в августе–сентябре 2007-го) разгон инфляции лишь усиливался. В эти моменты версия о главном виновнике становилась неубедительной. Когда такое случалось, находилось несколько другое объяснение монетарной подпитки. В одном из интервью годичной давности замминистра Минэкономразвития и торговли Андрей Белоусов указал на быстрый рост денежных доходов населения, реальной заработной платы и заметил, что темп роста заработков втрое превышал производительность труда. В целом с монетарной точки зрения обе версии выглядят убедительно. Касаемо всплеска последнего полугодия и в особенности января 2009-го можно сослаться на отрицательное влияние девальвации рубля. Безусловно, она оказала отрицательное воздействие на цены, поскольку экономика страны сильно зависит от импорта. До девальвации укрепление обменного курса рубля выступало относительно успешным методом борьбы с инфляцией. Однако если взглянуть на действия финансовых властей в целом, то они неубедительны, поскольку инфляция не очень-то реагировала на их манипуляции. В качестве подтверждения давайте вспомним инфляционные всплески последних двух лет, случившиеся вопреки тому, что денежная масса старательно стерилизовалась, а рубль укреплялся к доллару. Задолго до начала кризиса и девальвации рубля весной 2007 года рост цен начал ускоряться, а осенью того же года произошло резкое подорожание продовольственных товаров. По итогам 2007 года потребительские цены выросли почти на 12%, в полтора раза перекрыв плановый ориентир правительства. Затем в первой половине 2008 года они ускорились, притом что прирост денежной массы был отрицательным или близким к нулю, а масштабная девальвация еще не началась. Получается, что инфляция не сильно зависит от размера денежной массы и увеличения реальных доходов населения. О том, что чиновники самого высокого ранга и сами не верят в успех своей работы, говорит факт оговорки, сделанной Германом Грефом еще в бытность его министром экономического развития и торговли, о том, что уровень инфляции мало зависит от действий правительства. Причина такого конфуза в том, что в правительстве борются не с причинами, а со следствием. В данном случае сама по себе инфляция и ее монетарные составляющие являются следствием, а точнее, индикатором происходящих экономических процессов. Именно поэтому Кудрину в одном из недавних телевизионных интервью ничего не оставалось, кроме как разводить руками на прямой вопрос, почему инфляция за многие годы так и не научилась реагировать на манипуляции правительства. Ведь в тот момент, когда дешевые зарубежные кредитные ресурсы практически иссякли, а цены на сырье снизились (читай: почти не было роста объема денежной массы, которую все эти годы старательно, но не всегда успешно стерилизовали), наблюдается очередной инфляционный скачок. История учит Итак, зададимся вопросом: в силу каких причин экономика не в состоянии полностью переварить денежную массу? На самом деле неконтролируемый рост цен является лишь одним из нескольких признаков, свидетельствующих о том, что возможности восстановительного роста в нашей стране подошли к концу. Началом конца стал 2005 год, когда перестала снижаться инфляция, а временами наблюдался ее рост. Ярким примером аналогичного периода в нашей истории является конец НЭПа. Тогда же, если верить Егору Гайдару, и появилось само понятие «восстановительный рост», введенное в научный обиход российским экономистом Владимиром Громаном. Ключевые составляющие восстановительного роста остаются неизменными с тех пор — это использование ранее созданных производственных мощностей и обученной до его начала рабочей силы. Для запуска механизма восстановительного роста необходимо ликвидировать дезорганизацию экономики и восстановить хозяйственные связи. Что и произошло в период НЭПа, а потом уже в новейшей истории России. Восстановительный рост характеризуют высокие темпы на начальном этапе и затухающий характер на последующих, а также опережающий, по срав¬нению с производительностью труда, рост реальной заработной платы. Затухающий характер связан с опорой на имеющиеся производственные мощности и подготовленной прежде рабочей силой, ресурс которых небезграничен. Вследствие исчерпания возможностей восстановления набирают ход инфляционные процессы. В СССР в 1920-х годах попытки увеличивать капиталовложе¬ния, чтобы форсировать экономический подъем, привели в 1925–1926 годах к дестабилизации денежного обращения, росту цен, появ¬лению товарного дефицита. Со¬ветское правительство искало выход в обеспечении баланса денежного обращения, в преодолении инфляционных тенденций. Вам это ничего не напоминает? В 1927–1928 годах, когда резервы восстановительных процессов оказались исчерпанными, а темпы роста стали падать, финансовые диспропорции вылились в рост цен и обострение товарного дефицита. В наши дни полноценного товарного дефицита не возникает лишь потому, что он практически полностью покрывается импортом, на который направляется валютная выручка от продажи сырья. Все остальные признаки мы имеем в полной мере. Все эти годы рост экономики происходил не за счет того, что модернизировались и расширялись существующие мощности или строились новые, а за счет ресурсов, имевшихся еще до начала реформ. За годы реформ стали эффективнее пользоваться основными фондами. Альтернативные оценки показывают, что за последние 10 лет фондоотдача на 51% превысила уровень 1987 года, что также объясняет подъем после 1998 года. Круглосуточная работа магазинов, интенсивное использование подвальных помещений, многочисленные арендаторы в проектных институтах и заводских корпусах, использование оборудования, простаивавшего в советский период. Вот лишь некоторые примеры из жизни, подтверждающие эти цифры. Согласно тем же расчетам за период с 1987-го по 2007 год, производительность труда сократилась на треть, в то же время по официальным данным она достигла уровня 1987 года. И как уже отмечалось, в последние годы темп роста реальных заработных плат втрое превышал производительность труда. Что также говорит о завершении эпохи восстановления. В период высоких цен на сырье и дешевых заемных ресурсов почему-то мало кто задумывался об этом параметре. И только с началом кризиса предприниматели в один голос заговорили о том, как много, оказывается, работает лишних людей и что давно нужно было от них избавиться, и вспомнили вдруг про производительность. Дальнейшее наращивание объема производства там, где еще имеются возможности использования мощностей, упирается в нехватку квалифицированной рабочей силы и инфраструктурные ограничения. Именно поэтому инфляция почти не реагирует на монетарные манипуляции властей. Пожалуй, только темпы роста ВВП несколько выбиваются из общей канвы. После резкого снижения в 2001–2002 годах, в последующие годы темпы подросли, после чего находились примерно на одном уровне, достигнув максимума в 2007 году. Но это объясняется открывшимся доступом отечественных компаний к дешевым финансовым ресурсам за рубежом. Уже по итогам 2008-го темпы вновь начали снижаться, а по итогам текущего года, скорее всего, окажутся в отрицательной зоне. Мировой кризис лишь активизировал накапливавшиеся в экономике проблемные процессы. Случись он позже, снижение темпов роста обязательно продолжилось бы, хотя и не в таком масштабе. В последнее время мы все быстрее приближались к той точке, когда экономика просто не в состоянии переварить денежные средства, полученные от продажи сырья. Государство печатает рубли, необеспеченные товарами на внутреннем рынке, что в конечном итоге и разогнало инфляцию. Когда экономика не готова производить затребованные потребителями товары и услуги, деньги тратятся там, где их можно потратить — то есть за границей — на приобретение импортных товаров (до недавнего времени этому немало способствовало укрепление рубля). Если потратить деньги на импорт невозможно в силу существования заградительных пошлин или каких-либо других экономических причин, эти средства подстегивают инфляцию внутри страны. Иллюстрацией первого тезиса может служить окружающая нас действительность: количество отечественных товаров, используемых нами в повседневной жизни, в последние годы неуклонно снижалось (бытовая техника, строительные материалы, одежда, автомобили). По поводу второго можно вспомнить ситуацию во многих отраслях, удовлетворяющих инвестиционный спрос. Например, в цементной промышленности из-за монополизации рынка и полной загрузки мощностей еще недавно складывалась ситуация, что цена на цемент внутри страны была в 1,5–2–3 раза выше, чем в европейских странах. Ценовой разрыв был таким, что в европейскую часть становились выгодны поставки этого материала из Турции. Множественные планы по вводу мощностей в этой отрасли еще только реализуются. В электроэнергетике в целом уже достигнута предельная загрузка и сразу в нескольких регионах имеет место дефицит энергии, что ограничивает экономический рост. Масштабная инвестпрограмма РАО ЕЭС начала буксовать еще на самом старте и потому скорого расширения всех узких мест ожидать не стоит. И масса других случаев инфраструктурных ограничений. Все они свидетельствуют о том, что дальнейшие возможности для роста на действующих мощностях и на основе старых кадров полностью исчерпаны. И рост заработных плат, в три раза опережающий производительность, и сама инфляция являются признаками окончания восстановительного роста. А дальше? Дальнейшее продолжение экономического роста требует значительного увеличения капитальных вложений в основные фонды. Даже если взять за точку отсчета 2007 год, требуется их увеличение как минимум в 2–2,5 раза. В нынешних условиях дефицита финансовых ресурсов на мировом рынке будущий рост может произойти преимущественно за счет внутренних источников. Однако существующий хозяйственный механизм не в состоянии его обеспечить, в том числе из-за чего и произойдет снижение ВВП. Кризис этому будет только способствовать. С учетом сократившихся доходов от сырьевого экспорта и вероятной дальнейшей девальвации рубля нас ожидает высокий уровень инфляции надолго вперед. Требуемые средства можно изыскать только путем резкого увеличения нормы накопления до величин, обеспечивающих инвестиционные потребности. Что очень сложно и практически невыполнимо без серьезного сокращения паразитического потребления богатых слоев населения. Но даже если это произойдет, то много сил и времени придется потратить на реанимацию инвестиционных секторов экономики, о чем говорят проблемы, возникающие в процессе реализации крупных проектов последних лет. До тех пор пока полноценный конкурентный механизм, способный качественно освоить инвестиции, не будет создан, возвращения инфляции к тем рубежам, о которых мечтало правительство еще в 2008 году, не приходится говорить. Таким образом, в случае, если все останется как есть, и в случае, если начнутся масштабные вливания, нас ожидает двузначная инфляция. Второй вариант, конечно, более предпочтителен. Крупные экономические прорывы XX века — индустриализация СССР, первые пятилетки развития Южной Кореи и ряд других — сопровождались высокой инфляцией. По большому счету, основной риск в этом случае связан с резким нарастанием социального напряжения в обществе при росте цен на социально значимые товары. Однако на это можно вспомнить один эпизод из периода конца НЭПа. Тогда в 1927–1928 годах была сделана очередная попытка подстегнуть экономический подъем, закончившаяся очередным ростом цен и обострением товарного дефицита. После чего председатель Совнаркома Алексей Рыков подал в отставку в ответ на требования ускорить индустриализацию. Это говорит о том, что последующие решения по индустриализации давались очень не просто. Как в то время заметил известный советский экономист академик Станислав Струмилин, «я предпочитаю стоять за высокие темпы, чем сидеть за низкие». Лучше уж иметь высокую инфляцию, но расти опережающими темпами, чем топтаться на месте, не имея возможности в обозримой перспективе поднять уровень жизни. А то, что с падением сырьевых цен такие иллюзии начали, наконец, разрушаться, очевидно. Вадим Чухонцев, "Эксперт-Сибирь"