Наталья Зубаревич: Четыре России: современная, продвинутая, стагнирующая и лапотная

Именно в крупнейших городах концентрируется тот самый средний класс, «рассерженные горожане». Миграции в России также направлены в крупнейшие города, их доля в населении страны растет. Разница только в том, что агломерации двух федеральных городов стягивают мигрантов со всей страны, концентрируя до 80% всей чистой миграции в России, а другие крупнейшие города — в основном из своего региона.

Мы выявили зону городской стабильности  – 250 тысяч населения. Все, что более 250 тысяч – это города, адаптировавшиеся ко всем прошедшим кризисам. Они более гибкие, в них идет более быстрая трансформация. Рынки труда более диверсифицированы, виды занятости более широкие. Как пример можно привести Москву, которую осенью 2008 года «ударило» очень сильно. Но уже летом 2009 года город потихонечку выкарабкивался. Эта динамика была отмечена не только в  столице. Поэтому зона антикризисной устойчивости – это почти все региональные центры.

С противоположной стороны графика – Россия-3, в которой представлены село, поселки городского типа.

Я думаю, не надо объяснять, что это за социальная среда. И вот здесь я от городов 50-тысячников отсекла примерную долю городов менее 20 тысяч. Менее 20-ти – это в подавляющем числе случаев сонное царство. От села по образу жизни они отличаются только тем, что бюджетников больше, потому что это – райцентр. Но принципиально иной разницы не существует. Итак, еще 31-35% - это Россия-3, которая политикой не интересуется вообще.

Главное, что смотрят там по телевизору – происшествия и прогноз погоды. Потому что от прогноза погоды зависит, нужно ли закрывать парники. Всем все понятно. И эта Россия – патриархальная. Хотя в этом утверждении есть  неточность. В ближних пригородах, в зоне 10-15 километров от городов полумиллионников, в зоне 20-30 км. от миллионников и в зоне до 40 км. от Москвы - вполне полуурбанизированные пространства, где люди сельскохозяйственной деятельностью занимаются не много. В пригородной зоне, где расположены дачные поселки, люди занимаются их обслуживанием, есть какие-то логистические структуры. Там наблюдается  отход от аграрной занятости как доминирующей. А это очень важно.

И, наконец, в середине вот эта зона, еще одна примерно треть – это средние города. Средне-малые, средне-крупные.

Суть этих городов в том, что они не являются региональными центрами, но они, конечно, уже и не село. Вот эту промежуточную зону я называю Россией-2, и попробую несколько позже объяснить, что она из себя представляет.

Но начну я с России-1. Недавно «Новой газете» прекрасный умнейший аналитик Кирилл Рогов написал абсолютно упаднический текст, что нет никакой России-1 и России-2. Все проголосовали с разницей 5-7%. Но если смотреть длительную  перспективу, то нет почвы для пессимизма, разница между Россиями есть. Кирилл просто очень расстроен результатами выборов. Эти России различаются очень существенно. Почему?

Во-первых, начну с того, сколько потенциально меняющихся территорий, способных влиять на политический процесс? Понятно, что не все москвичи и петербуржцы  выйдут на улицы, и будут что-то требовать. Но они просто будут быстрее меняться под давлением более продвинутых групп. Итак, Москва и Питер – это каждый девятый россиянин. Да, в Капотне живут несколько иные люди. Но у этих людей растут дети. И эти дети коммуницируют с другими сверстниками. Все равно среда, воспроизводя себя как, в данном случае, маргинальная, повышает скорость изменений. Если добавляем к этому Московскую область – получается, что каждый восьмой россиянин живет в двух крупнейших агломерациях.

Если мы хотим понять, как город будет развиваться, то должны проанализировать несколько факторов.  Первый – человеческий капитал, который измеряется через образование. В Москве половина взрослого населения имеет высшее образование. Какими бы они клерками не были, в какой бы «бюджетке» они не работали, у них все равно есть возможность воспринимать события в более широком информационном контексте. В Питере людей с высшим образованием – 44%. Если брать городское население России, то каждый четвертый с высшим образованием, а это тоже уже немало.

Второй фактор – деньги, экономика города. Чтобы люди понимали, и становились социально активными, помимо нормального образования нужны нормальные доходы. Человек должен быть экономически самостоятельным. В Москве это душевой ВРП с корректировкой на уровень жизни, а в Санкт-Петербурге он пока еще в два раза ниже, чем в столице. Это сейчас серьезно различает богатую Москву, собирающую со всей России доходы, и, как на удивление оказалось, конвертирующую их не только в тотальную коррупцию, но и в более быструю модернизацию в виде экономически независимых людей, которым уже нужны другие нормы и правила.

Эта суперцентрализация, суперстягивание ресурсов в Москву в качестве побочного эффекта дала формирование большой экономически независимой группы жителей Москвы. Ни один миллионник не имеет таких доходов. Поскольку ВРП не считается по городам, мы делаем прикидки. Давайте считать, что это будет 14-16 тысяч долларов по паритету покупательной способности ВРП. Глобальные исследования говорят, что когда страна переваливает 10 долларов на душу населения, в ней начинается запрос на демократию, запрос на права, на нормы и институты. Для России 10 долларов, конечно, совершенно недостаточно, при наших расстояниях и трудностях диффузии – 15-20 - это как минимум. Большинство городов-миллионников к этой двадцатке еще не подошло. Приблизился только славный город Тюмень. Но, во-первых он не миллионник, а во-вторых исторически «Тюмень – столица деревень». И эта сельская ментальность там еще очень сильна. Поэтому деньги там реализуются в расширенное потребительское поведение, а не в политический запрос.

Третий фактор – экономическая независимость не в доходах, а в деятельности. Это – малый и средний бизнес. В Москве доля малого и среднего бизнеса держится устойчиво под 30%, хотя не растет. В Питере где-то 26% доля малого и среднего бизнеса. Народ побежал в «бюджетку»,  в госкомпании, потому что так надежнее.. Когда появляется масса самостоятельных акторов, пусть даже они не собственники, а только заняты в малом бизнесе, их турбулентность гораздо более трогает. Реакция властей гораздо более проявляется в том, чем они заняты. Эти люди чутче, они вынуждены тщательнее отслеживать происходящее. И делать соответствующие выводы.

И наконец, четвертый фактор. Его можно рассматривать, как балласт. Но я бы не стала этого делать. Я  ходила на все митинги, смотрела возрастную структуру, и поняла, что мой примитивный арифметический детерминизм - это все глупость. Но, в принципе, риски есть. Риски состоят в следующем: в Москве население на четверть пенсионного возраста. А если брать женское население, то в Москве 30% москвичек на пенсии, а в Питере – 33%. Часть из этих дам, и немало – люди с высшим образованием, продвинутые и очень даже политизированные, трезвомыслящие. Но немалая часть, поскольку москвичи и питерцы живут дольше, это люди, «кормящиеся от телевизора». И голосующие ровно так, как им объяснили в телевизоре.

Почему эти два города столь интересны? Потому что вот есть эта продвинутая, образованная, самостоятельная, думающая часть, очень разнородная часть пожилого электората. Есть еще гигантские включения людей, приехавших в Москву, и осевших здесь. И собственные маргинальные окраины, которые воспроизводятся.

Что происходит в российских миллионниках? Здесь очень четкий измеритель – скорость постиндустриальной трансформации. Поскольку по деньгам в них нет принципиальной разницы в доходах, я бы выделила в плюсы только один город – Екатеринбург. Он реально богаче остальных. Потому что могучая область с большим количеством крупных экономических акторов. деньги стягиваются в крупный центр, где образование, предметы роскоши, развлечения и удовольствия. Екатеринбург реально богаче. Все остальные миллионники я бы не разделяла. Из Красноярска, поскольку колониальная экономика на марше, деньги вывозятся. Сам город не настолько обеспечен. Да, зарплаты повыше, но это даже не Екатеринбург.

Второй, и самый главный момент – постиндустриальная трансформация. В этой постиндустриальной трансформации быстрее идут те, кого шарахнуло по голове в 90-е, кто имел машиностроительную специализацию. Это Екатеринбург и Новосибирск. Они - флагманы этой трансформации. 

Индустрии осталось очень мало, огромное количество достаточно квалифицированных людей оказались в фрустрации, и начали перестраивать свою жизнь. Поэтому сейчас это города достаточно развитого среднего и малого бизнеса, города, в которых население мобильно.

 А потом, посмотрите по протестующим, где вы их больше всего увидите? В Новосибирске. Та же трансформация произошла в Ростове и Казани. Не мне вам рассказывать. что такое южная специфика. В Казани все происходит в антураже регионального режима, и там, для того чтобы что-то поменять усилия потребуются в квадрате. И в Казань, и в Ростов непрерывно идет приток сельского населения, которого еще много. И что происходит? Городская структура размывается. Доля новых горожан еще в сельской ментальности.

Третий момент, очень важный - бюджетные деньги. Ни один из этих городов не имеет нормальных ресурсов для развития, потому что они – муниципалитеты, а значит, зависимы в доходах от вышестоящих уровней – области и федерации.  Поэтому требование децентрализации касается не только оси - Москва-федеральный центр-регионы.  Децентрализация – это важнейший спусковой механизм развития, ускорения городов-миллионников, что подтолкнет города к трансформации их социальной структуры.

Города-полумиллионники. Очень коротко: проблем еще больше. Города совершенно разные. Есть чудный Томск, где каждый пятый житель – студент, где очень продвинутое телевидение. Это был оазис в России по сдвигу в современное постиндустриальное общество, причем без особых доходов. А на другом полюсе – чудненький Саранск. Все про него все знают: где за «Единую Россию» проголосовали 146%. Это город, «закатанный» до сих пор по полной программе.

Трансформация идет гораздо медленнее, если в городе сидит приличный экспортный актив – НПЗ или металлургический комбинат. Поэтому то, что можно слепить из Челябинска на выборах – это очень индустриальный город, уже из Екатеринбурга не слепишь. Уже не получится. Потому что Челябинск все еще сильно индустриальный, а остальные уже нет.

Теперь давайте вернемся в практику жизни, и посмотрим, как эти города голосовали. Я четко развожу два голосования. Когда было декабрьское голосование, люди свободно выражали свое отношение. Они не были обременены страхами. Потому что Дума не решает ничего. Когда люди голосовали в марте, перед ними стояла жесткая альтернатива: не было бы хуже. И по этой логике голосовали очень многие. Посмотрите результат свободного голосования, когда над людьми не довлеет безальтернативность, и даже пропаганда не помогает. В доле за Единую Россию – 25-30%. максимальный процент в регионах управляемого голосования. Это Саранск, Тамбов, такой же стала Астрахань, Сыктывкар, Казань, Уфа. Но большинство-то нет. То есть этот процесс идет уже на региональные центры менее крупные.

Теперь про Россию-2 очень коротко. Поскольку я не коренная москвичка, я никогда не скрывала, что терпеть не могу московский снобизм. Он чудовищным образом проявился в реакции после митингов. Упоминание слов «быдло», «анчоусы» и далее по списку – это было чудовищно. Люди, живущие в средних городах, просто живут по-другому. Они не быдло, они живут по-другому. Что такое средние и крупные промышленные города? Среди них очень много моногородов.

Я бы посмотрела, как московская свободная журналистика покрутилась со своими либеральными идеями  где-нибудь в районе Череповца или Магнитогорска. У людей совершенно другие условия. А про рабочих я вообще не говорю: альтернативной-то работы нет! Очень низкая мобильность населения. Дети уезжают, но люди 40 лет и старше сидят и будут сидеть там. Эти  города становятся все более непривлекательными для жизни. Молодежь оттуда уезжает. И вот эта индустриальная Россия сжимается. Среди индустриальных есть и крупные города. Это – Тольятти – 700 тысяч, Магнитогорск – 400, Череповец – 300, Нижнекамск – 400.

Вторая группа средних городов – это те, кто по факту уже деиндустриализировался. Это города бюджетников. И бюджетник – существо может быть не такое жестко встроенное в индустриальный цикл и управляемое начальством существо, но тоже вполне управляемое. И в этих городах невысокий человеческий капитал, слаборазвитый малый бизнес. Потому что все поделено между своими, а остальным входа нет. Совершенно патерналистское системное сращивание власти и бизнеса, которые принимает самые явные формы в небольших городах. И там есть только один вид мобильности помимо отъезда детей на учебу - это мобильность трудовая, когда кто-то из членов семьи едет зарабатывать.

Что касается моногородов, то по данным Минэкономразвития инвестиции в них сокращаются на 30%, и это в стадии гигантского пиара поддержки моногородов. Это проблема, которая будет воспроизводиться и дальше. Но вторая Россия выйдет протестовать, и то не вся, когда и если начнется вторая волна кризиса, и они останутся без работы и без зарплаты. У них другие стимулы к протесту, им нужна стабильная занятость и стабильная заработная плата.  В больших городах, образованных и продвинутых это важно, но это уже не главное.

Теперь я хочу развеять иллюзии о том, что промышленные города это опора Путина. Посмотрите, как они голосовали за ЕдРо. Город Тольятти, в который вбухана куча денег. Если взять все деньги на поддержку моногородов, не только официальные, но и то, что влупили в АвтоВАЗ, то процентов 80-90 ушло в Тольятти. И смотрите: за ЕдРо – 25%, за КПРФ – 29%, за Справедливую Россию – 19%, за ЛДПР – 18%. И это город, который власть поддержала максимально.

Я выделила только отдельные регионы. Где большие цифры всегда упоминается Татарстан, Башкортостан, Кемеровская область, Челябинская. Четыре региона с управляемым голосованиеь. И если вы их сравниваете ровно с такими же городами по структуре экономики, по экономическому положению, вы видите чудовищную дифференциацию. Там, где было управляемое голосование на декабрьских выборах на- гора выдавали 60-80%. Там где оно было реальным – 27-40%. Вот реальная поддержка того имиджа власти, которая есть. Но власть и Путин – это разные ипостаси, потому что Путин в кризис действительно в режиме ручного управления обеспечил большое вливание средств на занятость, людей не увольняли - был запрет прокурора. Люди сидели на минимуме, но они были пусть неполно, но заняты. Объяснить очень многим, что металлургический завод в 45 тысяч занятых – это экономическое позавчера – невозможно.

Люди помнят, что было сделано в этот кризис, и очень хорошо помнят, что было в кризис 90-х. Мы этим голосованием за Путина расплатились даже не за прошедшие три года. Мы расплатились за чудовищно негативную память 90-х годов, когда по полгода люди не получали зарплату, когда в промышленности была абсолютная разруха. Поскольку это занятые в возрасте 40+, то они все это прекрасно помнят. И  не надо смешивать отношение к власти и страх того, что будет хуже. Это две разные компоненты принятия решения по голосованию. Вот поэтому я никогда не соглашусь, что Россия однородна. Нет. У них просто разные основания для голосования.

Теперь Россия-3. Что с ней? Я думаю, многие  ездили по малым городам и ПГТ. Это особый мир, чаще всего сонный. Это – 17% населения. Это немало. Но эти люди голосуют, как скажут. За них часто могут просто нарисовать. И 26% - это сельское население. Сельское население Юга очень часто на выборы не ходит. За него просто рисуют. В отдельных республиках это норма. То, что происходит в Москве, людей не очень волнует. Но у этого сельского населения эволюция тоже сжимает тренд.

Я попробую сейчас этот тренд показать. Это данные последней переписи. 13% деревень уже без населения. Там летом появляются дачники, и то не всегда. 24% деревень – с населением меньше 10 жителей. И это означает, что свыше трети деревень России скоро исчезнет в рамках одного поколения. Только в трети деревень население свыше ста жителей. Эта треть более или менее жизнеспособна. Сельская Россия сжимается. Поэтому эволюционный тренд работает на расширение городского пространства, городского компонента. И экономический тренд тоже. Потому что здесь вы видите, как экономика реагирует на расстояние – очень простым способом: нет человеческого ресурса – нет сельского хозяйства. Сельское хозяйство трудоемкое, оно без людей не выживает. И против экономики сделать ничего нельзя. Эта удаленная сельская местность должна переформатироваться. В дачное ли освоение, в рекреационные ли зоны, но уже не в сельскохозяйственные зоны. Стабильное население оттуда будет уходить.

И, наконец, о России-4. Это Северный Кавказ. Там идет мощнейшая трансформация, но я пока выделяю эти республики по иному признаку. Это – экономическая слаборазвитость, незавершенность демографического перехода и очень сильная патриархальность социальных отношений.

 Вот эти три компонента фактически структурируют 6% российского населения, жителей северокавказских республик, Тывы и Алтая в отдельный подтип. Если первые три типа – это иерархия простая сверху вниз, от крупногородских, трансформирующихся в среднегородские и к переферийным сельским, у которых нет протеста, они выживают на земле. То вот эта четвертая  пронизывает все. Есть агломерация Махачкалы. Формально 600 тысяч населения, реально под миллион. Но это какая-то другая агломерация, в ней есть своя специфика. Есть село. Но оно растет, оно живое по населению. Поэтому я их выделила. По завершению этой трансформации от патриархального, кланового общества к обществу урбанному, а затем к постиндустриальному, эта четвертая Россия встраивается в третью.  

Что происходит в ней? Главная проблема в том, что люди, которые уже городские, их не так много, но это образованный городской класс,  подпираются со всех сторон массовым притоком сельского населения и восстановлением патриархальных традиций. И в результате, так как из Москвы образованные способные москвичи уезжают за границу, из этих городов образованные конкурентоспособные горожане уезжают в Москву, Питер и какие-то другие города. Не воспроизводится, не усиливается урбанность. Потому что некомфортно людям. Они предпочитают уезжать.

И последнее. Как работает «крот истории»? Конечно, «крот истории» хоть и мучительно медленно, но работает на модернизацию в России. Вот я себя помню девочкой, стоящей за хлебом в бабушкином фабричном поселке в 1961 году, когда родителям приходилось брать в очереди нас малышей, потому что в руки давали одну городскую булку. Тогда был неурожай, и мы с бабушкой стояли в очереди за хлебом. Пикнуть, вякнуть в этом фабричном городке было невозможно. Гигантская идет трансформация. Но Россия - это страна крайне нетерпеливых людей.

Смотрите что происходит. Вот динамика роста Москвы и Санкт-Петербурга за межпереписной период. Да, быстрее растет население Чечни и Дагестана, но это население очень сильно и дисперсно распространяется. И этот рост закончится через поколение. Уже сейчас суммарный коэффициент воспроизводства городского населения Дагестана, а это половина населения – 1.8. Это означает, что следующее поколение уже себя в городах не воспроизводит, и надо рожать 2.1, чтобы воспроизводить. В селе пока 2.3. Вот путинская программа по поддержке рождаемости «Материнский капитал», где она выстрелила? В первую очередь в республиках еще не завершивших демографический переход, где еще не отучились рожать. В селе, где люди не поняли, что деньги на руки не дадут. И в малых городах и поселках. Она сработала на воспроизводство такого рода.

«Крот истории» нам говорит, что в если в 90-е годы в европейскую Россию приезжали из близлежащих территорий, то сейчас Питер с агломерацией, Москва с агломерацией, Белгородская область, которая активно принимает мигрантов, люди туда встроены и сети работают. Краснодар и Калининград. 60% чистой миграции осаживается в столичной московской агломерации. То есть, эта городсковость усиливается.

И, наконец, завершая, два важных момента. Может ли политическая модернизация идти так же, как шла потребительская? Вы се наблюдали в 2000-е годы этот самый процесс, который мы на профессионально сленге называем диффузией, то есть сдвигом от крупных городов к менее крупным. Вот так диффундировали вначале модерны сотовой связи, потребительская модернизация.

Теперь в каждой станице у всех все это есть. Далее, - компьютеризация, которая пока остановилась на уровне региональных, крупных промышленных центров, и довольно медленно преодолевает барьеры в мелких городах регионов. Связь плохая, провайдеров мало, монопольность, дорого стоит, и денег люди меньше зарабатывают. Этот барьер есть. Но в Нижнем Тагиле у очень многих уже есть компьютеры - торговые сети двигаются.

А политическая трансформация двигается каким-то другим путем? - Нет. Политическая трансформация, ценностные изменения идут ровно так же. Другое дело, что они идут не от города А к городу Б, а от группы, манифестирующей эту систему ценностей, в более крупном центре к группе гораздо более малочисленной в менее крупном центре. И этот процесс идет медленнее. Мы восемь лет кудахтали, что у нас очень плохо развивается интернет. Потом как прорвало! Спасибо государству, оно сделало очень правильную инвестицию, подложило бомбу замедленного действия под эту сакрально-неподвижную систему. И суть в том, что политические трансформации ходят теми же тропами. Только нужно иметь терпение и немножко что-то делать в этом направлении.

Какие нужно преодолеть барьеры?

Первое – бюджетная  сверхцентрализация, борьба со сверхцентрализацией, в том числе на уровне регион-муниципалитеты. Это второй шаг, не менее важный, чем первый.

Второй. Восстановление местного самоуправления. То, что молодые ребята пошли сейчас избираться в Москве в эти местные органы, у которых нет ни денег, ни полномочий, это важный сигнал. И вы знаете, сколько «утрясались» результаты муниципального голосования в Москве! Я была членом комиссии с правом совещательного голоса от яблочника-муниципала. Так вот, он через три для после завершения выборов не имел утвержденного протокола. Потому, что Собянин всю силу и мощь положил на то, чтобы отрихтовать этих низовых муниципалов. Он понимал, что это – бомба замедленного действия. И это становится публичным.

Третье. Дефицит инвестиций. Пока нет денег – расти не будет. Но это вопрос уже к качеству институтов. Если мы работаем на местное самоуправление и снимаем сверхцентрализацию, это самое главное. И высочайшая победа – это выборы губернаторов.

Они будут кривыми. Они будут очень плохими в очень многих регионах. Мне накануне мартовских выборов хотелось кричать: не стройте иллюзий, пожалуйста. Путин объективно побеждает. Отнеситесь к этому спокойно и думайте дальше содержательно. Это нормально. Так вот, открытие региональных выборов вновь выдаст нам такое количество вони, что мы будем очень сильно огорчаться. Но эту стадию придется пережить. Потому что пока не отстроится нормальное муниципальное самоуправление, политтехнологи будут очень успешны. И это придется пережить ради того, чтобы в 10-15 регионах к власти пришли более вменяемые и конкурентоспособные группы, которые будут задавать лучшие практики, и эти практики станут известны. Это процесс 3-4 выборных циклов. И здесь нужно то, чем мы не обладаем – терпение.  Терпеть и угрюмо делать свое дело.

Кроме того, надо бодаться за инфраструктурную политику. Потому, что то, как сейчас тратятся деньги это уму непостижимо! Если взять все инвестиции из федерального бюджета, то 12% - Краснодарский край, 11% - Приморский край, 10% Москва, 10% совокупно Северный Кавказ. Остальное размазано по всем регионам. Даже Питер любить перестали граждане начальники – 3%.  За 2011 год федеральные трансферты Москве выросли в 4 раза. И доля федеральных трансфертов в бюджете очень небедного города с 4% поднялась до 10%. Работать надо правильно, мэр должен быть правильный, отношения надо выстраивать. Поэтому самые лучшие инвестиции в России, как вы знаете, инвестиции в человека. И мы знаем этих людей. Система воспроизводит себя.

Итак, что нужно делать еще очень важное. Это следующий, послезавтрашний шаг, но основу закладывать надо.  Горизонтальность взаимодействия муниципалитеты-регионы. Эти навыки обрублены. Нет навыков согласования. Надо учиться договариваться, техники нарабатывать. Страна недоговороспособная.  Без этих горизонтальных практик ничего не получится.

Можно поставить вопрос ребром: когда Россия-1 победит остальных. А можно поставить вопрос по-другому: как найти компромисс с другими Россиями? Если у людей другая система ценностей вы не можете вложить им в голову свои представления о должном. Чтобы выйти из этого круга мы должны найти компромисс между разными Россиями. Дико тяжело, не очень понятно как, но двигаться надо в этом направлении.