В Новосибирске прошел круглый стол на тему «Кто может «судить» искусство?». В нем приняли участие представители прокуратуры Новосибирской области (прокурор отдела по надзору за соблюдением федерального законодательства Николай Кремлев), регионального министерства культуры (глава ведомства Василий Кузин), театральные критики и творческие деятели, в том числе – приглашенные из Москвы. По итогам встречи было составлено обращение на имя губернатора области Владимира Городецкого и митрополита Тихона, в котором участники мероприятия выразили свою обеспокоенность  по поводу судебного преследования режиссера Кулябина и директора НГАТОиБ Мездрича. 

Сокращенная стенограмма обсуждения, подготовленная Юлией Исаковой, была размещена в блогах на сайте «Эхо Москвы», Сибкрай.ru перепечатывает публикацию без существенных правок:

– Цель сегодняшней дискуссии – обсудить ситуацию, связанную с постановкой в Новосибирском государственном театре оперы и балета спектакля «Тангейзер». Участники сегодняшнего круглого стола – это специалисты в области театра и других видов искусств, мнение которых мы считаем квалифицированным и репрезентативным.

– Уважаемые коллеги! Думаю, мы все понимаем, ради чего собрались здесь. Практически каждый из нас так или иначе высказывался по поводу ситуации вокруг спектакля «Тангейзер». Реакция критики на оперу в основном была положительной. Есть и отрицательные рецензии, но никто из критиков не высказывал упрека в адрес режиссера в нарушении нравственных норм или оскорблении чувств верующих. Никто не увидел в спектакле посягательства на святыни или кощунства.

После того как митрополитом Тихоном была подана жалоба в прокуратуру и начался судебный процесс, многим из нас пришлось высказываться по второму кругу. Поэтому у меня есть предложение: те, кто сегодня считает для себя важным высказаться, поднимайте по очереди руки. Предлагаю установить регламент в пять-семь минут, чтобы высказаться могли все желающие.

Полагаю, что сегодня мы не будем обсуждать художественные достоинства спектакля. Это важно для нашей профессии, но сейчас мы здесь по другому поводу. И поговорим с точки зрения, которую запрашивает от нас прокуратура: можно ли усмотреть в этом спектакле намерение его создателей оскорбить чувства верующих.

– Я преподаю историю зарубежной литературы XIX-XX веков, но Вагнер и вагнерианство – также часть зоны моих научных исследований. Кроме того, помимо спектакля Тимофея Кулябина, я видела много вариантов постановки «Тангейзера» в записи. И хотя версия Кулябина оригинальна, в ней нет ничего радикально противоречащего тематике, заданной самим Вагнером.

Опера «Тангейзер» затрагивает религиозный конфликт между языческим и христианским в искусстве и не только. С моей точки зрения, Кулябин этот острый конфликт, наоборот, несколько смягчил и нивелировал, переведя его только в плоскость искусства.

Мне непонятно, каким образом статья об осквернении предметов культа может применяться к театральному представлению, поскольку в театре не может быть ни предметов культа, ни религиозного почитания. Даже если на сцене изображается литургия, как в «Мессе» НГАТОиБ, это нельзя считать религиозным событием. Никакого Христа на сцене нет, есть только персонаж фильма, который ставит Тангейзер. Претензия, которая предъявляется к спектаклю в этом смысле – получается, к вымышленному персонажу – мне совсем непонятна. По замыслу Вагнера герой действительно совершает серьезное покушение на христианские ценности, и проблематика формулируется как выбор между почитанием Богородицы и поклонением языческой богине любви. Получается, вопрос: можно ли вообще в театре задевать такую проблематику? Если мы ответим «нет», то нужно отменять всю европейскую культуру.

– Если говорить о деле Тимофея Кулябина, именно покушение на чувства верующих не могло иметь места по простой причине. Покушение на чувства верующих у религиоведов, во-первых, предполагает злой умысел; во-вторых, некую целенаправленную кампанию вовлечения в этот процесс; а также захват сакральных пространств. Ни того, ни другого, ни третьего в случае со спектаклем «Тангейзер» нет.

Что касается общей ситуации, очень печально, что наша страна поменяла курс на 180 градусов. В эпоху развитого атеизма героями считались писатели, которые только и делали, что обличали религию и боролись с Богом. Затем художники только и делали, что крестились и постились. А вот теперь появилось негодное поколение, которое якобы пытается оскорбить чувства верующих.

В истории культуры можно указать периоды, когда борьба с религией – если хотите, богохульство – было целенаправленным. «Гаврилиада» Пушкина, атеистические стихи Демьяна Бедного, даже 39-я глава «Воскресения» Толстого, где церковная служба действительно описывается иронически. Но это не может быть причиной тому, чтобы переводить разговор в юридическую плоскость. Я вполне допускаю, что некий истинно православный верующий, говоря о «Гаврилиаде» или читая ее, испытывает не самые радужные чувства. Но даже в те годы не было судебных разбирательств, и Толстого никто не судил за оскорбление чувств верующих. Когда церковь принимала решение о его отлучении, это было церковное дело. То, что сейчас способом полемики была избрана не дискуссия, а судебные преследования, вызывает у меня самые негативные чувства, хотя к священнослужителям я испытываю глубокое уважение.

– Некоторые люди используют сложившуюся ситуацию для получения сомнительного политического капитала ввиду того, что через полгода предстоят выборы во все местные институты власти. Абсурдность ситуации еще заключается в том, что заявления написали люди, которые на спектакле не были, а разбираются они в рамках административного кодекса в центральном суде людьми, которые тоже на этом действии не присутствовали.

Информация о деле «Тангейзера» вышла далеко за пределы Новосибирска и России. Сейчас на него смотрят как на прецедент, и от решения суда зависит, как повернется дальше история страны. Это не громкие слова, потому что рассмотрение предметов искусства недопустимо в плоскости административного, а тем более – уголовного кодекса. На мой взгляд, прокуратуре было бы логичнее с самого начала назначить проверку и отказать в возбуждении дела. Разбирательство сейчас должно быть с теми людьми, которые это дело спровоцировали. По моему мнению, это радикальный экстремизм в чистом виде.

– Если сейчас посмотреть, как распространяется эта новость в социальных сетях, можно увидеть огромное количество людей, которые не вполне понимают, о чем идет речь – высказаны ли претензии к постановке Тимофея Кулябина или к опере Рихарда Вагнера.

Я как эксперт не усматриваю никаких признаков того, что этому спектаклю сейчас вменяется. Вместе с тем я вижу, что в ключевых сюжетных поворотах эта постановка полностью соответствует ключевым моментам оригинального сюжета оперы, задуманным самим Вагнером, о чем уже говорила моя коллега.

Опера «Тангейзер» – одна из первых зрелых опер Вагнера. И вагнериана – не один герой. Это целый, очень важный для Европы блок, интертекст, который необходимо воспринимать целиком. Многие исследователи говорят о том, что идеи, которые впервые Вагнер применил в «Тангейзере», потом развиваются в его последней работе – опере «Парсифаль». И, в принципе, если в сегодняшних обстоятельствах «Парсифаль» прозвучит даже в концертном исполнении, без всякой постановки, к этой опере возникнут те же самые претензии, которые сейчас возникают к постановке Тимофея Кулябина. Прежде всего потому, что в вагнеровской традиции запрещается хлопать после первого акта «Парсифаля» – Вагнер, оставаясь в рамках театра, предлагает максимально реалистичную картину богослужения. Искусство очень близко подходит к границе пространства христианского культа. Но эту грань невозможно перейти, поскольку мы находимся в пространстве, артикулированном как иллюзия, не-реальность, театр. Прецеденты современного акционизма намеренно разрушают грань конвенциальной для произведений современного искусства территории. Но мы находимся на территории, которая изначально предназначена для демонстрации произведений современного искусства, и мне кажется, разговор об их неправомерности невозможен.

– Я бы хотел привлечь внимание собравшихся к нескольким моментам. Они, может быть, из разных сфер, я постараюсь говорить кратко.

Первое, что касается спектакля. Действительно нет смысла дискутировать о том, можно ли судить за спектакли. Думаю, все собравшиеся, как минимум, сходятся в том, что это абсурдно и что возникла совершенно невозможная ситуация. Я смотрю по 300 спектаклей в год, за время моей деятельности их накопилось несколько тысяч. И во время просмотра, случается, думаю: о, здесь, наверное, может возникнуть недовольство отдельных групп зрителей. Иногда это – интересная провокация; во всяком случае, можно предугадать интересную реакцию, которая может быть спровоцирована этим произведением искусства. Совершенно изумительно, что именно спектакль «Тангейзер» подвергся агрессивному нападению со стороны так называемых верующих.

Почему «так называемых»? Потому что количество нелепостей, которые уже накопились в этом деле, потрясает. Потому что в тот момент, когда к многоуважаемому митрополиту Тихону – который по непонятным причинам, инициировав это дело, убежал куда-то в кусты и не вступает ни в какие дискуссии – пришли верующие и заявили о своем глубоком оскорблении спектаклем «Тангейзер», первое, что он должен был у них спросить: а что, собственно, вы, дорогие, делали в дни Рождественского поста в театре? Посещение увеселений для религиозного человека в дни поста не приветствуется. Значит, если вы ходили на увеселения, в театр, то вы не такие уж трепетные православные и, следовательно, никакие ваши чувства оскорбить невозможно. А если вас там не было, то каким образом ваши чувства оказались оскорблены? Телепатического оскорбления пока еще ни в законодательстве, ни в науке у нас не существует.

Также забавно, конечно, проведение митинга в дни Великого поста. Уже не говорю о том, что митинг состоялся за спиной Владимира Ильича Ленина, самого страшного гонителя религии в истории нашей страны. Каким образом вы решились на такой страшный грех? Размахивать кулаками, требовать наказания, противореча самим основам христианства, которое говорит о человеколюбии и прощении?..

Я разговаривал с выдающимся богословом, отцом Александром Борисовым, настоятелем церкви Косьмы и Дамиана в Москве. К сожалению, не смогу воспроизвести его слова, потому что не владею в достаточной степени религиозной терминологией. Но жалко, что суд не соглашается приглашать в качестве экспертов теологов такого уровня и довольствуется приглашением людей совершенно другого уровня, которые участвуют в судебном заседании. Отец Александр легко и быстро доказывает, что обиды на произведения искусства суть язычество, то есть страшнейший грех для православных людей.

Второй аспект проблемы. Действительно, об этом спектакле могут быть разные мнения, и это прекрасно – хороший спектакль должен раскалывать зрительный зал. Мне «Тангейзер» очень нравится, но у меня к нему есть одна претензия: она состоит в том, что он слишком назидателен, как мне кажется, для произведения современного искусства. В нем содержится прямое нравоучение, буквально указующий перст: не смей снимать сомнительные фильмы и вести себя так. С героем спектакля происходит наказание как следствие нарушения общественных и религиозных норм. Он теряет профессиональные навыки, разрушаются его семейные связи, в конце концов, он сходит с ума. Степень наказания огромна. Мне кажется, тот же Тихон должен покупать билеты верующим и гонять их силой на этот спектакль, чтоб они своими глазами убедились, что же бывает с богохульниками.

Я совершенно уверен в оправдательном приговоре и благоприятном исходе этого дела, потому что если он станет иным, то, извините, нам всем надо расходиться, причем не только со своих мест работы, но и с мест жительства. Потому что тогда, все, приплыли, XV век.

Хотя жизнь продолжится, безусловно. И это ставит перед театральным сообщества огромный вопрос – вопрос просвещения, ключевой сейчас для нашей страны. Материалы дела, с которыми я ознакомился, свидетельствуют о глубоком непонимании театра. Люди ни черта не понимают в театре. Они не умеют – в том числе, сотрудники прокуратуры и судов, они ведь тоже зрители – читать театральный текст. Они совершают ошибку, может быть, и простительную для неофита, впервые попавшего в театр: отождествляют персонажа с автором спектакля или произведения. Но это все равно что судить Достоевского – или режиссера, стоящего на сцене «Преступления и наказания» – за то, что Раскольников убил старушку. Понятно, что в театре все – фикция, вымысел, фантазия, все не равно самому себе. Если на вас наставили пистолет около ларька на улице, вы идете в прокуратуру, и прокуратура открывает уголовное дело об угрозе жизни. Если на вас целятся в театре из такого же самого оружия, и вы бежите в прокуратуру и говорите: откройте уголовное дело – прокурор пожимает плечами и отправляет вас к психиатру. Мы должны решать проблему просвещения и что-то делать с чудовищным уровнем непонимания театра и искусства вообще.

В материалах нашей сегодняшней встречи – хоть они и более возвышенны, более ориентируются на сферу научных интересов – есть формулировка «От Средневековья к XXI веку». Правильнее было бы сказать: «Средневековье в XXI веке». В сегодняшней мировой культуре конфликт происходит не между православными и мусульманами, религиозными людьми и атеистами, севером и западом, востоком и югом, Америкой и не-Америкой, ДНР, ЛНР и так далее – а между средневековым сознанием и сознанием XXI века. Между критическим, аналитическим и поэтому гуманистическим сознанием, которое нам диктуют реалии нашего времени – и линейным, обскурантистским средневековым сознанием. Это проявляется в сожжениях людей в исламском государстве, в уничтожении памятников культуры в Сирии, в наказании каких-то девушек за то, что они где-то не там сплясали – и это проявляется сейчас в Новосибирске в деле против спектакля «Тангейзер».

У меня в детстве была прекрасная книжка – может, кто-то из вас ее тоже читал – «Подсудимого звали Искусство» Аркадия Ваксберга. Эта книжка была написана про художников прошлого, которые в свое время творили так, как они хотели – и были за это наказаны судом. Больше всего мне – и, думаю, всем нам – не хочется, чтобы о нашем времени написали книгу с таким же названием.

– Сразу оговорюсь: лично я как потребитель искусства, человек, который ходит в театр, невысокого мнения о режиссере Тимофее Кулябине и его работах, включая «Тангейзер». Бог с ним, кому-то нравится, кому-то нет.

Полностью поддерживаю вас, Роман, в пассаже о том, что во время поста верующие по сборищам не ходят. По поводу богослова, который привлечен в качестве эксперта – вы о нем невысокого мнения, в то время как отец Борис Пивоваров – богослов очень высокого класса, один из лучших в России. Проблема в том, что предыдущие 20 с лишним лет, которые я знаю его лично, он на вопросы, подобные заданным в суде, отвечал в миросозидательном ключе, поскольку главная цель священника – не ссорить людей, отвести их от вражды.

– Как вы объясняете это? Что с ним случилось?

– Если вы знакомы с церковной структурой и иерархией, то знаете, что в церковной системе даже пол в церкви не моют и снег с крыльца не откидывают без благословения, не говоря о публичных выступлениях. Отец Борис Пивоваров, при всем моем колоссальном к нему уважении, как и любой клирик своей епархии, находится в полностью зависимом должностном положении от своего правящего архиерея. Он свои письма к нему подписывает как «смиренный послушник Вашего Высокопреосвященства». Во власти архиерея сделать со священником очень многое: снять с прихода, лишить должности и куска хлеба. Так что блестящий богослов отец Борис Пивоваров так или иначе выполняет волю митрополита новосибирского и бердского Тихона.

Чтобы понимать, как эта система устроена, нужно читать документы Русской православной церкви. Найти их очень трудно, они спрятаны внутри решений и определений Межсоборного присутствия, но разъяснения сводятся к следующему. Церковь не рекомендует православным верующим, если их что-то оскорбляет, сразу бегать с заявлениями куда бы то ни было. Нормальному верующему неприятно в этом мире очень многое, если не сказать все, потому что мир лежит во зле. Священник, увидев вопиющий факт, должен посоветоваться со своим правящим архиереем, а мирянин – пойти к своему духовнику. Умный духовник отговаривает: ну что ты, делать тебе, что ли, нечего, иди молись. Архиерей в случае согласия с возмущением пришедшего к нему может обратиться в правоохранительные органы. С точки зрения церковных правил, митрополит Тихон ничего не нарушил. Но кто подтолкнул митрополита, сколько к нему пришло верующих и где их заявления? Этого вам никто никогда не скажет.

Когда рассматривалось дело Pussy Riot, в ходе слушаний в качестве потерпевших и свидетелей расспрашивались работники Храма Христа Спасителя, которые там присутствовали во время выходки этих девиц. И судья спрашивал: какие нравственные страдания вы пережили в процессе? Одна женщина, которая там свечки продает, сказала: у меня так руки потом тряслись, что я выручку не могла считать. Кто-то больничный лист принес от невролога: вот, слегла и на следующий день на работе не появилась.

Слушайте, ну так давайте в суде запрашивать больничные листы оскорбившихся верующих. И надо доказать причинно-следственную связь, что у тебя сердце прихватило не потому, что ты водки перепил, а потому что ты вышел со спектакля, и тебя «скорая» увезла. Если уже два таких трудно описуемых юридическим языком явления, как культура и религия, оказались в зале судебного заседания и дошло до того бреда, что Борис Пивоваров пришел в суд – то давайте рассуждать таким образом.

– Хочу напомнить, дорогие друзья, как все начиналось, проследить короткий маршрут. В начале 2012-го начались пикеты и протесты против выставки графики Пикассо в краеведческом музее. Плакаты и лозунги, надо сказать, не изменились до сих пор, одним шрифтом напечатаны, где-то, видимо, в одном месте. И выставка Пикассо, и выставка «Родина», тоже оскорбившая верующих, готовились задолго до дела Pussy Riot, но ситуация изменилась, и проводили эти выставки в новой реальности.

Один из православных активистов, с которым мне случайно пришлось ехать в маршрутке, узнав, что я один из организаторов «Родины», сказал просто: приедем, посмотрим – если что, так сразу головы и поотрезаем. Очень по-православному. Затем дело дошло до музыки, до тяжелого «металла». Но даже в страшном сне еще полтора года назад никто не мог подумать, что дойдет до Оперного театра. Тогда это казалось черным юмором. Теперь это похоже на Средневековье. Но хочу напомнить: после того как в позднем Средневековье искусство отделилось от церкви, оно продолжало использовать религиозные образы, не вызывая возмущений. Религиозная тематика и сюжеты – достояние всего человечества, а не только верующих одной общественной организации.

Про оскорбление чувств. Понятно, что во время обсуждения законопроекта многие говорили, насколько это сомнительная статья, насколько трудноопределимая материя, и что ни к чему хорошему ее введение в КоАП не приведет. И теперь сама эта статья и на наших глазах появляющаяся практика ее применения противоречат европейской правоприменительной практике, в частности, решениям Венецианской комиссии [Комиссия за демократию через право при Совете Европы]. В 2007 году в Венецианской комиссии был представлен доклад, который рассматривал применение в законодательствах стран, членов Совета Европы, статей о богохульстве, оскорблении чувств верующих и возбуждении религиозной ненависти. Я сегодня целый день читал эти документы, и поскольку я не юрист, мне было не так просто пробиться через них, но суть я могу рассказать вам. Во-первых, всем государствам, входящим в состав Европы, было рекомендовано не рассматривать произведения искусства применительно к этим статьям, кроме, по-моему, статьи о религиозной ненависти. Более того, всем государствам рекомендовано исключить из своих законодательств статьи о богохульстве и оскорблении чувств верующих, оставив только статью о возбуждении религиозной ненависти. Хорошо бы, чтоб об этом услышали и у нас в стране.

– Я занимаюсь сравнительным религиоведением, но в то же время меня живо интересуют отношения религии и культуры, религии и искусства. То, что происходит сейчас в Новосибирске, видится в абсолютно абсурдистском ключе. Это что-то взятое напрокат из Кафки. Очень печально, что это происходит в таком культурном городе.

Молодой талантливый художник ставит спектакль, в котором очень интересно и глубоко пытается решить проблему отношений религии и искусства. И это очень здорово, потому что сейчас, насколько я могу судить по ситуации в стране, мало кого из молодёжи интересуют такие вещи. Далее мы видим, как, условно говоря, верующие, проявив абсолютное эстетическое невежество, отождествили молодого режиссёра, автора глубокого спектакля, с героем этого спектакля, режиссером Тангейзером. Мы не вправе требовать от них абсолютной эстетической образованности. Но существуют же лидеры церкви, которые должны понимать, что такими действиями отталкивают продвинутую часть общества, не вступают с ней в диалог. Они поляризируют общество, усиливают тенденцию к размежеванию. Это очень плохо – у нас в обществе и сейчас невероятная поляризация, не только по вопросам культуры, но и по другим.

Как правильно сказал Роман Должанский, произведение Кулябина решает проблему кощунства, вызова обществу художника в положительном для религии ключе. Можно было ожидать чего-то гораздо более провокативного и негативного – нет, наоборот! Почему церковь отталкивает очень нужного потенциального союзника – убей бог, понять не могу.

Если суд не сделает какие-то выводы из этого, могут возникнуть и другие дела. И очень не хочется, чтобы ваш культурный и продвинутый город создал прецедент в этом отношении.

– Представьте, как простой человек, гражданин России, следит за этим процессом. Я, москвичка, пристально слежу за процессом, происходящим в Новосибирске. Потому что: что он мне обещает не как театроведу или религиоведу, не как даже представителю культурного сообщества, к которому я принадлежу, а просто как жителю России? Он говорит о том, что якобы верующие люди, разжигающие религиозную ненависть, нарушают все каноны религии и уставы православного сообщества. Священники, которые должны призывать меня как члена их паствы к любви к ближнему своему, призывают к ненависти. Более того, они приходят с этим не к своим кафедрам, не в сакральное пространство церкви, не туда, куда приходят молящиеся объединить свой молебен к богу. Они приходят в мирской суд, признавая тем самым его главенство над Божьим судом! Они подменяют собой Бога. Это гордыня: они утверждают, что имеют право судить. В то время как завещано: «Мне отмщение, и Аз воздам». Они не просто сами судят, но призывают к этому государство, отделённое нашей Конституцией от церкви.

И какой вывод я, простой гражданин, могу сделать? Значит, завтра представители прокуратуры придут ко мне домой, потому что кому-то из соседей показалось, что я не так перекрестилась, это его как-то оскорбило, он пошёл в прокуратуру – и на меня завели уголовное дело? Театр – не сакральное пространство, в нем нет сакральных символов, освященных подобающим по церковным уставам образом предметов или объектов. Там реально не над чем «кощунство» совершить. И театр – не пространство, в которое верующих загоняют палками и требуют смотреть, как их там оскорбляют. В театр приходят свободные люди. Им не нужна прокуратура, чтобы понять, оскорбляют их или нет. Предлагаю всем задуматься ещё и на эту тему, потому что наши художественные споры, как я думаю, прокуратуре не очень интересны и непонятны.

– Короткая реплика в защиту спектакля: он показывает историю человека, которого воспринимают как Иисуса Христа. В Евангелии описана история человека, которого называют Иисус Христос. В Коране упомянут человек, которого называют Иса ибн Марьям, Иисус сын Марии. Мухаммед, пророк, автор Корана, не отрицал, что это как разтот, кого христиане считают Христом. Но в Коране Иса ибн Марьям преподносится как один из малых пророков. Для христианина такая интерпретация личности Иисуса Христа неприемлема. Для мусульманина интерпретация личности одного из малых пророков как бога неприемлема: нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед пророк его. Для меня лично трактовка образа Христа в «Тангейзере» неприемлема. Но если отдельные трактовки личности Иисуса Христа начнут сейчас вытаскиваться на Божий свет, начнётся прямой смысловой, а потом и с применением силы конфликт христиан и мусульман. А это уже не шуточки.

– Я – фотограф спектакля «Тангейзер». И снять плакат, который так всех оскорбил и который появляется на 30 секунд – 50 секунд он выезжает и через 50 секунд заезжает – не смог ни на одной премьере. Потому что в это время на сцене вокруг Тангейзера происходит активное действие.

Богослов, выступавший экспертом в суде, утверждал, что получил от прихожан видео спектакля. Этого не могло быть! Спектакль запрещено снимать, и если зрители это делали, то мы говорим о пиратстве и административной ответственности. А если нет, то какое видео смотрел богослов?

Абсолютно согласен с тем, что художественное произведение трактуется безграмотно. «Тангейзер» назидателен в чистом виде! Я только после третьего просмотра понял, о чём он, в то время как работаю с 87-го года. Тимофей Кулябин – очень серьезный художник, он не может делать плакаты и агитки. И если все-таки жестокое оскорбление плакатом фильма «Грот Венеры» произошло, в финале Кулябин снимает все эти оскорбления.

– Уважаемые коллеги! На правах модератора сегодняшнего собрания я хочу сказать два слова и подвести черту под высказываниями. Основная идея спектакля, единая для Вагнера и Кулябина – размышление о правах художника, границах этих прав, свободе высказывания художника – получила такое продолжение. Религиозная и судебная драма умножила смысл спектакля. Это говорит только о том, что эта тема действительно сегодня попадает прямо в точку. Поэтому нам всем, представителям культурного сообщества, нужно отстаивать права, которые даны художнику Конституцией.

– Министерство культуры получило два письма с жалобами от зрителей, которые присутствовали на спектакле «Тангейзер» – и около сотни писем, начинающихся одинаково. «Из средств массовой информации я узнал / узнала, что в НГАТОиБ был поставлен спектакль «Тангейзер»…» – и далее по тексту, я узнал, что в нем показано, и я узнал, что мои чувства оскорблены. Эти заявители даже не собираются доказывать, что они были на спектакле.

– Я старался не давать оценку ситуации и не собираюсь делать этого впредь с этической точки зрения. Я просто хочу сказать: дорогие коллеги, большое вам спасибо за теплые слова, которые я услышал в адрес моего сына и спектакля, который он поставил, за поддержку, которую я получаю все время. И второе: пользуясь случаем, всех женщин, присутствующих здесь, я поздравляю с наступающим праздником и желаю любви, счастья и хорошего весеннего настроения! Хотя бы эти дни, до 10-го.А там, дальше, будем бороться.

[аплодисменты]

– Николай Андреевич, если у вас есть вопросы…

– Короткую ремарку, наверное, я сделаю. Наша позиция изложена в наших документах – как вы, наверное, знаете, они опубликованы на сайте прокуратуры. Мы не поддерживаем одну или вторую сторону, а действуем из соображений соблюдения законодательства Российской Федерации. Речь идет об административном деле, которое рассматривается судом, и только суд компетентен высказаться и решить, был состав административного правонарушения в действиях директора и режиссера или его не было. Хотя общественное обсуждение, безусловно, нужно в этой ситуации.

Конституцией Российской Федерации предусмотрено, что все мы свободны в своих правах, но реализация одним гражданином своего права, какого бы то ни было, не должна нарушать право другого человека. И вот это, наверное, самое главное. Поэтому я оставляю здесь простор для мыслей каждого. Спасибо».

Фото: Виктор Дмитриев / Новосибирский государственный академический театр оперы и балета