Сегодня социологи много говорят о так называемом «третьем месте». Третье место – это не дом, не работа, это некое иное пространство, где можно встретиться со знакомыми, пообщаться, заняться чем-то интересным и совместным, в общем – прожить время с пользой и удовольствием. Этим пространством может быть кафе, клуб, библиотека или – просто двор, просто парк, просто улица.

И хотя термин «третье место» появился совсем недавно, само явление существует ровно столько же, сколько существует человеческое общество. В любом социуме есть некие опорные точки, где формируется и транслируется культура этого социума. Культура не в смысле высоких образцов искусства, а культура бытовая, повседневная, культура взаимодействия, культура как этика и эстетика поведения, речи, одежды, образа жизни. Что принято в этом обществе и что не принято, что приветствуется, а что отвергается, что красиво и некрасиво, что правильно и неправильно – все эти нормы человек постепенно узнает, воспринимает и перенимает, общаясь с себе подобными в разнообразных «третьих местах».

Когда-то на заре человеческой цивилизации роль таких мест выполняли храмы и другие ритуальные учреждения. Постепенно «третьих мест» становилось все больше, и для каждой социальной группы они были свои. Собственно, именно на таких «опорных точках» держался любой государственный и общественный строй. Ведь строй – это не только производственные отношения, но еще и отношения между людьми на всех социальных этажах.

Советская власть первое, что сделала, – разрушила церкви, как источник старой, «вредной» этики, и стала развивать собственные культурные программы. В частности открывать Дома новой пролетарской культуры. Это были своего рода форпосты, через которые новая власть транслировала новые социальные ценности и новые социалистические идеалы. Каким должен быть советский человек? Идеологически подкованным, физически крепким, начитанным, разносторонне развитым и так далее, и тому подобное. Происходило насильственное и форсированное окультуривание масс. Все научились читать, писать, слушать симфоническую музыку из радиоточек, ходить в театры – пусть в солдатских сапогах и шинелях, но тем не менее… Общество «Знание» понесло в народ «разумное, доброе, вечное», появились передвижные агитбригады. Все это было создано, чтобы построить и удержать культурную инфраструктуру взамен порушенных церквей и разогнанных салонов – основу, решетку для нового строя, опору для новой идеологии, ориентир для нового человека. И все это работало.

Сегодня этой основы, этой опоры, этого ориентира нет. Раньше мы знали, что обязательно надо прочитать (официально и в «самиздате»), какие фильмы посмотреть, на какие спектакли сходить, чтобы соответствовать нормам своего социума. Мы знали, чему надо научить ребенка, чтобы обеспечить ему успешную социализацию. Сегодня на нас обрушивается огромный информационный поток, и мы не знаем, что из него выбрать, потому что нет ни общепризнанных авторитетов (и это, наверное, хорошо), ни общепризнанных приоритетов.

Нет даже единой модели физического мира. Если мне еще посчастливилось окончить школу и университет до 1990 года, и у меня худо-бедно были определенные история, география, философия, то мои друзья, которые моложе меня хотя бы на три года, уже не получили этого фундамента. Для них все вдруг стало зыбко и сомнительно, и «давайте поговорим, может быть, все было совсем не так». Причем «не так» может касаться как истории, так и географии.

Знать вообще стало необязательно. Стало модно все новенькое, свеженькое, сиюминутное – вот я вчера родился и весь мир вместе со мной, ничего до меня не было. И какую бы я ересь ни нес, она гениальна. Как удобно быть гением, когда не знаешь ничего, что было до тебя. Как легко двигаться вперед, обрубив все хвосты, оставив позади, как ненужную помеху, весь багаж культуры, накопленный предыдущими поколениями, и все, что существует сегодня в мире, а не в твоем узком мирке (своих, среди которых ты король!). 

Узость и ограниченность стали принимать за элитарность. На смену смыслу пришел эпатаж, и это стало главным трендом. Вал «коллективного бессознательного» заполонил информационное пространство. Когда-то Вернадский мечтал о ноосфере – так вот мы до нее, можно сказать, уже дожили и в нее с головой погрузились… Правда, подозреваю, что Вернадский все-таки представлял это себе несколько иначе. 

В этих условиях, когда государство полностью самоустранилось от какого бы то ни было  влияния на духовную жизнь своих граждан, когда у нас не стало общественной нормы, что этично и что неэтично, когда у нас была полностью разрушена сеть центров трансляции социальных ценностей, мы просто потеряли единую этику и единую культуру. 

Этику мы тщимся заместить эстетикой и до хрипоты спорим о форме и цвете. Мы не понимаем, чему учить и как воспитывать наших детей, мы не знаем, каким должен быть человек – строитель капитализма, или что мы там сейчас строим. Должен ли он быть образован? Что там у него с иностранными языками? Разбирается ли он в музыке, живописи?  Патриот ли он? И если патриот, то что он понимает под этим словом: «уехал–не уехал» или «делать – не делать»? Начитан ли он? И вообще, читать сегодня – это прилично или нет? И что прилично читать – Пушкина или twitter-друзей?

Можно ли употреблять ненормативную лексику на улице, обязательно ли уступать место в автобусе, надо ли переводить старушек через дорогу? Ответа нет. Нет отстройки «свой –чужой», нет отстройки «хорошо – плохо», нет профессиональной отстройки для молодого человека, чем ему заниматься и нужно ли вообще чем-то заниматься. И главное – нет современного героя. Ну кто в нашем обществе сегодня герой? Или хотя бы – кто просто хороший человек?

В Европе хороший человек – этот тот, кто ездит на маленькой экологичной машине, тратит мало денег и не бросается другим в глаза. Там уже всего наелись. А мы вроде только-только в это общество потребления забежали, только нацелились на то, чтобы и машины побольше, и лейблы покруче, – а нам говорят: нет, это уже неприлично. Это «для негров и русских». И мы в растерянности. У нас нет понятия «прилично» и «достойно», у нас есть «модно», и что с этим делать «в хорошем обществе», мы не знаем. Мы и хорошее общество определяем с трудом. Мы утратили способность распознавать культурные знаки и коды, а потому бредем без навигации.

Мы живем в состоянии перманентного социального напряжения. В атмосфере всеобщей неприязни, основанной на том, что люди не понимают, а потому боятся других людей, всякой непривычности и инакости. Мы определяем «чужого» по любому признаку: месту рождения, проживания, языку, способу передвижения, месту совершения покупок, месту проведения досуга. Личность, лишенная возможности выжить в условиях утраты культурных ориентиров, перестает быть основой гражданина, а становится основой гражданского конфликта. Самые яркие выплески происходят на национальной почве, поэтому о них пишут и говорят, но каждый день происходит множество межкультурных конфликтов – самого разного формата и масштаба, – которые мы чаще всего не замечаем, потому что они стали постоянным фоном нашей жизни.

Гуманитарная гражданская война ведет к гуманитарной катастрофе. Дело совсем не в экономических проблемах. Экономика рухнет тогда, когда рухнут человеческие связи, а они уже истончены до предела. Никто не станет вкладываться в бардак, а мы живем на грани бардака. Как известно, бардак начинается в головах, а в головах бардак, потому что там пусто. 

Почему я начала с проблемы «третьего места». На самом деле в отсутствие официальных, организованных сверху «опорных пунктов» культуры стихийно, хаотично эти места притяжения интересов все равно появляются. Поскольку у людей есть к этому внутренняя потребность, поскольку мы существа социальные и нам надо где-то общаться. Но дело в том, что эти новые центры коммуникации уже не выполняют, как прежде, функции трансляторов общепринятых культурных ценностей. Хотя бы потому, что в эти новые центры перекрыт вход от источников традиционной культуры. Я имею в виду библиотеки, музеи, театры, концертные залы – те профессиональные учреждения культуры, которые сегодня хранят багаж ценностей, накопленный прежними поколениями.

Помните, когда-то мы призывали – давайте вытащим детей из подворотен. Давайте. А куда? В музеи, где нельзя ничего трогать руками? В дома культуры, где под гармошку в кокошниках пляшут? Детей туда не заманишь, им там неинтересно. Как любит говорить у нас один известный деятель искусства: мы не можем отвечать вкусам толпы, мы должны за волосы втаскивать людей туда, где культурный человек по определению обязан быть. На что я отвечаю: у нас с вами руки пообрываются их втаскивать. Давайте сделаем, чтобы людям было интересно, и тогда они сами к вам побегут.

Почему на Западе на концерты классической музыки собираются целые площади? Потому что эти концерты вбирают в себя принципы организации массового шоу – со всякой светотехникой, пиротехникой, фонтанами и бог знает чем еще. Они выходят на площадь и окультуривают население в удобном для населения месте и привычном для населения формате. У российских блюстителей искусства слишком развит «комплекс жреца». Вот я жрец, и мое искусство – это храм, и до этого сакрального знания я не допущу никого, кроме избранных.

А между тем у нас этих «храмов культуры» сегодня – море разливанное. Кто-то идет в «Бродячую собаку», там у него свой «храм», своя вера, и он ее исповедует, как ему нравится. Есть целый круг людей, любителей «Собаки», которые там бывают, там общаются и друг друга по этой причастности узнают. У театра Афанасьева свое культурное пространство, своя культурная среда и свой круг почитателей. Есть любители филармонической музыки, которые постоянно ходят на концерты в малый зал. Появляются совершенно новые для нас точки притяжения людей – например, центры йоги, где помимо освоения йоговских асан проводятся еще и занятия по здоровому образу жизни, и семинары по восточной философии, и так далее…

И наша задача сегодня не в том, чтобы что-то из этого запретить и сказать, как говорил герой известного фильма: «Ты туда не ходи, ты сюда ходи». Даже если бы мы и захотели, у нас все равно не получится. Наша задача – понять, как это многообразие центров притяжения общественных потоков и общественных интересов использовать для сохранения и воспроизводства тех традиционных культурных ценностей, которые нам важны.

Первое, что можно сделать, – вытащить высокое и искусство и тех, кто у нас его представляет, в места, так сказать, естественного проживания людей: кафе, бары, рестораны, переходы метро, просто улицы и площади. И в принципе, примеры таких «выходов в народ» уже есть: концерты «На ступенях», выставки и музыкальные концерты в торговых центрах, – но их мало. Даже с учетом прошедшей недавно в России «Ночи искусств» – мало, с учетом флешмобов и арт-акций – мало.

Второе – учреждения культуры внутри себя должны поменять подход к работе с посетителями, используя новые интерактивные формы, предполагающие сотворчество, включенность человека в культурный процесс.

Ну и конечно, третье: об этом кризисе – кризисе культурных коммуникаций и гуманитарного образования – надо говорить. Говорить много и профессионально – поднимать эту тему на круглых столах, писать об этом в СМИ, обсуждать в социальных сетях. Говорить как об источнике многих негативных процессов, которые у нас происходят и еще могут произойти. Говорить – чтобы услышали, говорить – чтобы поняли, говорить – чтобы что-то начали делать.

Вот передо мной лежит список культурных проектов, которыми мы сегодня занимаемся. Среди них – проект публичных лекций на самые разные темы, от истории и археологии до живописи и риторики. Что-то вроде обновленного общества «Знание». Лекции на самых разных площадках Новосибирска для всех, кто захочет прийти и послушать.

Еще один проект называется «Народная энциклопедия». В  нем может принять участие любой житель города и области. Ведь все мы являемся частью истории, и нам есть чем поделиться из своего опыта, из своего культурного багажа, из своего знания жизни. Существует огромнее количество специалистов в разных областях, творческих и неравнодушных людей, - носителей такого багажа и такого опыта.

Мы пытаемся создавать «третьи места» для того, чтобы эти люди были услышаны, а другие люди – узнали. Я абсолютно уверена, что сегодня каждый, кто обладает знаниями (особенно гуманитарными знаниями!) и мастерством просто обязан делиться этими знаниями и этим мастерством с другими. Мы должны научить друг друга заново читать, слышать музыку, видеть живопись, следить за мыслью. И сделать это надо непринужденно, весело, играючи…

Мы хотим построить мост – не из прошлого в будущее, а хотя бы из прошлого в настоящее. Про будущее мы ничего не знаем, нам про него не объяснили, следующую остановку никто не объявлял. Но восстановить путь, уже пройденный, чтобы точно знать, кто мы, где мы находимся и с чем мы сюда пришли, – это, если сильно постараться и объединить все силы, у нас может получиться. Гуманитарному кризису противостоять может только гуманитарное ополчение.